«Как долго вы еще сможете там работать?»

«Пока мое деликатное положение не станет заметным.Предполагаю, что тогда меня попросят уйти, чтобы не огорчить какую-нибудьтолстую леди. Потрясение от того, что их обслуживает беременная женщина безобручального кольца, может вызвать выпрямление волос».

Почти мгновенно ее глаза заблестели от слез. Ее губызадрожал, и я стал нащупывать платок. Но слезы не закапали. Глаза вновьпрояснились, губы затвердели, но тут же смягчились. Она просто решила, что небудет терять контроля над своими эмоциями, и не потеряла. Это было впечатляющеезрелище.

«Извините, – сказала она. – Вы очень добры ко мне. Я не хочуотплатить вам за вашу доброту, рассказывая всякие банальные истории».

Она встала, чтобы идти, и я поднялся вместе с ней.

«Я умею слушать, – сказал я, – и у меня есть время. Мойследующий пациент отменил свой визит».

«Нет, – ответила она. – Спасибо, но не стоит».

«Хорошо, – согласился я. – Но я хотел бы сказать кое-чтоеще».

«Да?»

«Не в моих правилах делать так, чтобы мои пациенты – любыепациенты -оплачивали вперед услуги, которые им будут оказаны. Я думаю, что есливы… то есть, если бы вы хотели… или вам необходимо…» – промямлил я и замолчал.

«Я уже четыре года в Нью-Йорке, доктор. И по своей природе ятерпелива. После августа или сентября я вынуждена буду жить на мои сбережения,пока не смогу снова устроиться на работу. Это не очень много, и иногда, поночам, мне становится страшно».

Она внимательно посмотрела на меня своими чудесными каримиглазами.

«Мне казалось, что будет лучше – надежней скорее, – если язаплачу за ребенка. В первую очередь. Потому что я много думаю о нем, аискушение истратить эти деньги может стать очень сильным».

«Хорошо, – сказал я. – Но, пожалуйста, запомните, что еслиони вам понадобятся, сразу скажите мне об этом».

«И снова разбудить дракона в миссис Дэвидсон. – Игривыеогоньки вновь появились в ее глазах. – Не думаю, что это нужно делать. Ну, атеперь, доктор…»

«Вы намерены проработать до конца, сколько сможете? Это действительнонеобходимо?»

«Да, я должна. Но почему вы спрашиваете?»

«Боюсь, мне придется попугать вас немного, прежде чем выпойдете», -сказал я.

Ее глаза стали чуть шире. «Не делайте этого, – попросилаона. – Я и так уже достаточно напугана».

«Именно поэтому я и собираюсь поговорить с вами. Сядьте,мисс Стенсфилд». Но поскольку она осталась стоять, я добавил: «Прошу вас».

Она села. Не очень охотно.

«Вы находитесь в довольно-таки незавидном положении, – началя, сидя на краю письменного стола. – Но вы не без изящества справляетесь свстающими на вашем пути трудностями».

Она собиралась что-то сказать, но я поднял руку, прося неперебивать меня.

«Это очень похвально. Но я не хотел бы, чтобы вы навредилисвоему ребенку вследствие заботы о вашем финансовом положении. У меня былапациентка, которая, несмотря на мои предосторожности, из месяца в месяцпродолжала туго затягивать пояс. Она была тщеславной, глупой и скучнойженщиной, и я не верю, что она на самом деле хотела ребенка. Я бы не подписалсяпод многочисленными теориями о подсознании, которые обсуждаются сегодня чуть лине на каждом углу, но если бы я в них верил, я бы сказал, что она – или частьее – пыталась убить младенца».

«И она это сделала?» – Ее лицо оставалось спокойным.

«Нет, вовсе нет. Но ребенок родился с опозданием. Вполневозможно, что он так или иначе родился бы позже срока – мы мало что знаем опричинах этого явления. Но она сама могла вызвать это».

«Я понимаю, куда вы клоните, – сказала она низким голосом.Вы не хотите, что я тоже затягивалась, так что я смогу оставаться на работе ещемесяц или шесть недель. Честно говоря, такая мысль приходила мне в голову. Чтож, спасибо за то, что вы меня напугали».

На этот раз я проводил ее до двери. Мне хотелось спроситьее, сколько у нее оставалось денег и как долго она сможет прожить на них. Но яслишком хорошо знал, что на такой вопрос я не услышал бы ответа. На прощание япошутил по поводу ее витаминов. Она ушла. Я думал о ней в свободные минуты весьследующий месяц, и…

На этом месте Иохансен прервал рассказ Маккэррона. Они былидрузьями, и это, как мне кажется, давало ему право задать вопрос, о котором мывсе думали.

«Ты полюбил ее, Эмлин? Ведь потому ты постоянно упоминаешь оее глазах, улыбке и о том, как ты „думал о ней в свободные минуты?“

Я подумал, что подобное вмешательство должно было рассердитьМаккэррона, однако этого не произошло. «Ты вправе задать этот вопрос», -сказалон и замолчал, глядя в огонь. Могло показаться, что он задремал. В этот моментвыстрелило сухое полено, искры закружились в камине, и Маккэррон посмотрелвокруг, сначала на Иохансена, а потом на всех остальных.

«Нет, я не любил ее. То, что я говорил о ней, оченьнапоминает те детали, которые обычно замечает влюбленный мужчина – выражениеглаз, одежда, смех». Он зажег свою трубку специальной зажигалкой, затянулся ивыпустил облачко дыма, стлавшееся вокруг его головы ароматной завесой.

«Я восхищался ею. И мое восхищение росло с каждым еепоявлением. Думаю, что некоторые из вас воспринимают мой рассказ как историюлюбви, перечеркнутую обстоятельствами».

Но это не имеет ничего общего с реальностью. Ее история завершиласьв последующие полгода, и когда, джентльмены, вы услышите ее, то, уверен,убедитесь, насколько она во многом типична, как утверждала сама Сандра. Онапопала в Нью-Йорк как тысячи других девушек, приехав из небольшого городка…

…в Айове или Небраске. А, может быть, в Миннесоте, я непомню. Она изучала драматическое искусство и участвовала в спектаклях местногогородского театра. В местном еженедельнике были опубликованы хорошие рецензииодного драматического критика с ученой степенью, и она отправилась в Нью-Йорк,чтобы начать карьеру актрисы.

Она была практичной даже в этом – насколько позволяло стольнепрактичное само при себе устремление. Ей захотелось попасть в Нью-Йорк, какона сама рассказывала, не потому что она верила в то, на что намекали иллюстрированныежурналы: любая девушка, приезжающая в Голливуд, может стать звездой. Онаговорила, что приехала в Нью-Йорк, чтобы приоткрыть дверь в новый мир, а такжепотому, как мне кажется, что больше любила драматический театр, чем звуковоекино.

Она устроилась на работу в универсальный магазин и поступилана театральные курсы. Ее отличали ум и железная воля, но в ней было столько жечеловеческих качеств, как и в любом другом человеке. К тому же она былаодинока. Так одинока, как только, пожалуй, могут чувствовать себя простыедевушки из небольших городов Среднего Запада. Тоска по дому – это не всегда токаким мы его себе привыкли представлять. Оно может быть острым, как нож, ипревращающимся в болезнь не в переносимом, а в прямом смысле. Оно может изменитьвзгляды человека на жизнь. Лица на улице становятся для него не безразличными,а отталкивающими и даже злорадными. Тоска по дому -это настоящая болезнь, больвырванного с корнем растения.