«О, прошу прощения». Она быстро встала, запихивая толстуюброшюру в сумочку.

«Ничего».

Она набросила на себя легкое пальто, смотря на меня своимикарими глазами. «Нет, – сказала она. – Вы совсем не радикал. Ну а теперь высебя чувствуете более… умиротворенно? Я правильно подобрала слово?»

«Вполне подходяще, – сказал я. – Это слово мне нравится.Скажите миссис Дэвидсон, чтобы она выписала талон на следующее посещение. Яхочу вас видеть в начале следующего месяца».

«Ваша миссис Дэвидсон меня не одобряет».

«Я уверен, что это не так. – Но я никогда не умел врать, итеплота, возникшая между нами, сразу же испарилась. Я не провожал ее до дверимоего кабинета. – Мисс Стенсфилд?»

Она обернулась и застыла в ожидании вопроса.

«Вы собираетесь оставить ребенка?»

Она окинула меня взглядом, потом улыбнулась той загадочнойулыбкой, секрет которой знаю только беременные женщины. «О, да», – услышал я вответ, и она ушла.

До конца этого дня я занимался похожими друг на другаслучаями пищевого отравления, ожогов кипятком, вытаскивал кусок металла изглаза и дал направление на госпитализацию моему старому пациенту, у которого, яуверен, была раковая опухоль. Я совершенно позабыл о Сандре Стенсфилд. ЭллаДэвидсон напомнила мне о ней, заметив:

«Возможно, она вовсе и не потаскушка».

Я оторвал взгляд от карточки моего последнего пациента. Яизучал ее, ощущая раздражение, которое чувствует большинство врачей,оказавшихся не в силах помочь больному. Мне пришла в голову мысль, что вместовсех этих колонок «Сумма к оплате», «Оплачено полностью» или «Пациентпереведен», я должен был бы написать «Ордер на смерть». Наверное, с черепом икостями вверху, как на бутылках с ядом.

«Простите?»

«Я о вашей мисс Джейн Смит. Она сделала удивительную вещьсегодня утром после того, как записалась на прием. Поза миссис Дэвидсон даваланедвусмысленно понять, что эту вещь она одобряла.

«И что же она сделала?»

«Когда я дала ей талон на посещение, она попросилаподсчитать ее расходы, все до единого. Включая роды и пребывание в больнице».

Это действительно вызывало удивление. Не забывайте, что речьидет о 1935 годе, а мисс Стенсфилд, похоже, была предоставлена самой себе. Жилали она в достатке? Сомневаюсь. Ее платье, туфли и перчатки были красивыми, ноона не носила ювелирных украшений, и к тому же, ее шляпка явно уже вышла измоды.

«И вы сделали, что она просила?:

Мисс Дэвидсон посмотрела на меня так, словно я лишилсячувств. «Конечно же, я сделала это! И она заплатила всю сумму. Наличными». Этообстоятельство, по-видимому, больше всего поразило миссис Дэвидсон (самымприятным образом, несомненно), но только не меня. Единственное, чего не смогутделать все Джейн Смит этого мира, так это выписывать чеки. «Она вытащила изсумки бумажник, открыла его и отсчитала деньги прямо на моем столе, – продолжаламиссис Дэвидсон. – Затем убрала рецепт туда, где лежали деньги, положилабумажник в сумочку и попрощалась. Совсем неплохо, если подумать о том, какиногда мы вынуждены бегать за их так называемыми „респектабельными“ милостями,чтобы она заплатили по счету!»

По непонятной причине я почувствовал себя огорченным. Я небыл доволен тем, что Сандра Стенсфилд сделала это, вызвав такую радость умиссис Дэвидсон, как и не был доволен самим собой. Сам не знаю, почему. Что-тово всем этом заставляло меня почувствовать собственную неполноценность.

«Но не могла же она заплатить за пребывание в больнице, ведьтак?» -спросил я. В конечном счете, это не имело никакого значения, но мненужно за что-нибудь зацепиться, чтобы дать выход охватившему меня чувствуогорчения. «Разве можно сказать заранее, сколько времени ей придется пролежатьв больнице. Или вы читаете будущее, Элла?»

«Я ей говорила то же самое, но она спросила, сколько временив среднем находятся в больнице женщины при отсутствии каких-либо осложнений. Ясказала, что шесть дней, разве нет?»

Я был вынужден признать, что это так.

«Она сказала, что заплатит за шесть дней, а если ей придетсяпролежать дольше, то она внесет дополнительную плату. Но если…»

«Если меньше, то мы можем возместить ей лишние расходы», –утомленно закончил я. Я подумал: «Черт бы побрал этих женщин». И тут жерассмеялся. У нее есть голова на плечах. Невозможно это отрицать. И неплохаяголова. Миссис Дэвидсон позволила себе улыбнуться… и если я в какой-то момент,особенно сейчас, когда нахожусь в старческом маразме, начинаю верить, что знаювсе о людях, которые меня окружают, то пытаюсь вспомнить эту улыбку. До тогодня я готов был поклясться жизнью, что никогда не увижу, как миссис Дэвидсон,одна из самых лучших «правильных» женщин, которых я когда-либо знал, улыбаетсяпри мысли о девушке, забеременевшей не в замужестве.

«Голова на плечах? Может быть, доктор. Но она знает своиумственные способности, это уж точно».

Прошел месяц, и мисс Стенсфилд пришла вновь в назначенное ейвремя, просто возникнув из этого удивительного человеческого потока, каким были есть Нью-Йорк. На ней было надето голубое платье, которое выглядело довольнооригинально, хотя и явно было выбрано среди множества ему подобных. Ее туфелькине очень подходили к нему – это была та же коричневая пара, в которой онаприходила в последний раз.

Я тщательно осмотрел ее и счел, что все идет нормально. Ясказал ей об этом, и она осталась довольна.

«Я нашла витамины, которые нужно принимать во времябеременности».

«В самом деле? Превосходно».

Ее глаза озорно сверкнули: «Аптекарь предостерегал меня отих употребления».

«Избави меня Бог от этих порошковых дел мастеров – сказал я,и она прыснула в ладошку. Это был жест ребенка, покоряющий своейнепроизвольностью. – Я еще не встречал аптекарей, которые не были бынеудавшимися врачами. И республиканцами. Эти витамины – пока еще в новинку, и кним относятся с подозрением. Вы последовали его совету?» «Нет, только вашему.Вы же мой врач».

«Благодарю».

«Не за что. – Она посмотрела прямо мне в глаза, уже нехихикая. -Доктор, когда по мне станет заметно?»

«Не раньше августа, я думаю. Или сентября, если вы будетеносить… гм, широкие одежды».

«Спасибо». Она взяла свою сумочку, но не встала сразу, чтобыуйти. Я подумал, что она хочет поговорить, но не знает, как и с чего начать.

«Вы ведь работаете, правда?» Она кивнула. «Да, я работаю».«Могу я просить, где? Если вы считаете, что я не должен…»

Она засмеялась, но каким-то ломанным, невеселым смехом. «Вуниверсальном магазине. Где же еще незамужняя женщина может работать в городе?Я продаю духи толстым леди, которые смачивают свои волосы, а затем накручиваютна тонкие бигуди».