Она открыла кошелек и вынула маленькую плоскую коробочку. «Якупила это в ломбарде, – сказала она. – За два доллара. Это был единственныймомент за все время этого кошмара, когда я действительно почувствовала стыд.Разве это не странно?»

Она открыла коробочку и положила на стол, чтобы я смогувидеть ее содержимое. В ней лежало обычное обручальное кольцо.

«Я буду делать все как нужно, – сказала она. – Я снимаюкомнату в доме, который миссис Келли назвала бы „добропорядочным пансионом“.Моя хозяйка добра ко мне… но миссис Келли тоже была добра и дружелюбна. Ядумаю, она может в любой момент попросить меня съехать, и боюсь, что, если япопрошу ее вернуть мне деньги, которые я заплатила вперед, она рассмеется мне влицо».

«Но это будет незаконно. Есть суды и адвокаты, которыепомогут вам…»

«Суды – это мужские клубы, – ответила она с уверенностью вголосе, -не способные с пониманием отнестись к женщине в моем положении. Можетбыть, я сумею получить назад мои деньги, а может быть, и нет. В любом случае,все расходы и неприятности вряд ли стоят сорока семи долларов или около того. Ивпредь я намерена стать более практичной».

«Я приметила одно местечко в нижней части Вилледжа. Это,правда, третий этаж, но комната чистая и стоит на пять долларов в месяц дешевле,чем та, которую я снимаю в настоящий момент». Она вытащила кольцо из коробочки.«Я надела его, когда хозяйка показывала мне комнату».

Она надела его на третий палец левой руки с легкимвыражением неприязни, в котором, как мне кажется, она не отдавала себе отчета.«Вот так. Теперь я миссис Стенсфилд, мой муж был водителем грузовика, он погибв аварии на автостраде Питтсбург – Нью-Йорк. Ужасно грустно. Но я больше непроститутка, а мой ребенок не будет незаконнорожденным».

Она посмотрела на меня, и в ее глазах появились слезы.

«Прошу вас, – сказал я и взял ее руку в свою. Она была оченьхолодной. – Не надо, дорогая».

Она повернула руку ладонью вниз и посмотрела на кольцо.Затем улыбнулась, и, поверьте мне, джентльмены, ее улыбка была столь жегорькой, как горчица. По ее щеке скатилась одинокая слеза.

«Когда я слышу, как некоторые циники говорят, что волшебствуи чудесам нет места в наше время, я уверена, что они заблуждаются, правда,доктор Маккэррон? Когда вы покупаете кольцо за два доллара, и это кольцо в одинмиг избавляет вас от незаконного рождения и нелегальности вашего положения, какэто можно назвать, если не волшебством? Дешевым волшебством».

«Мисс Стенсфилд… Сандра, если я могу… если вам нужна помощь,все, что я смогу…»

Она убрала свою руку – может быть, если бы я взял ее правуюруку, она бы этого не сделала. Я говорил вам уже, что не любил ее, но в этот моментя мог почувствовать любовь к ней, и она позволила бы мне подержать ее руку всвоей немного дольше, пока бы я не согрел ее своим теплом, – возможно, яполюбил бы эту женину.

«Вы хороший, добрый человек, и вы многое сделали для меня имоего ребенка. Ваш Метод дыхания – несравнимо большее чудо, чем это ужасноекольцо. Кроме всего прочего, он спас меня от тюрьмы за предумышленныеразрушительные действия».

Вскоре после этого она ушла, а я подошел к окну и смотрел,как она шла вдоль улицы к Пятой авеню. Боже, я восхищался ею даже тогда! Онавыглядела такой хрупкой, такой молодой и явно беременной, но ничуть ненеуверенной или пугливой. Она шла по лице как бы с сознанием собственного правана место в этом мире.

Она исчезла из вида, и я вернулся к столу. Мой взгляд вдругпривлекла фотография в рамке, висевшая на стене рядом с моим дипломом, истрашная дрожь пробежала по моему телу. Жуткий страх сжал мое горло, и япочувствовал, что задыхаюсь. Это был ужас предчувствия, джентльмены. Я не хочуспорить о том, могут ли происходить подобные вещи или нет. Я знаю, что могут,поскольку испытал это на себе. Именно тогда, в тот жаркий сентябрьский полдень.И я молю Бога, чтобы мне не довелось испытать это еще раз.

Снимок был сделан моей матерью в тот день, когда я окончилмедицинский институт. Я стоял перед Уайт Мемориал, заложив руки за спину исиял, как ребенок, который целый день резвился и прыгал по аллеям Пэллисейдпарка. Слева от меня виднелась статуя Гарриет Уайт, и хотя ее верхняя частьбыла отсечена кадром, пьедестал и жестокая надпись – «Не существует покоя безболи; таким образом, мы определяем спасение через страдание» – были четкоразличимы. И у подножия статуи первой жены моего отца, как раз под надписью,Сандра Стенсфилд погибла почти четыре месяца спустя во время несчастногослучая, случившегося в тот момент, когда она приехала в больницу, чтобы родитьна свет своего ребенка.

Она переживала, что меня не окажется в больнице, когда ейпридет время рожать, что я уеду на Рождество и мне нельзя будет позвонить. Еепугало, что роды будет принимать другой врач, который не будет знать о еежелании воспользоваться Методом дыхания и вместо этого применит наркоз.

Я старался успокоить ее, как только мог. У меня не былопричин уезжать из города, не было семьи, которую следовало навестить во времярождественских праздников. Моя мать умерла двумя годами раньше, и у меня никогоне осталось, за исключением незамужней тетки в Калифорнии, а поезда я не любил,сказал я мисс Стенсфилд.

«Вы чувствуете себя одиноким?» – спросили она.

«Иногда. Обычно я слишком занят. Возьмите вот это. – Янаписал свой номер телефона на карточке и протянул ее мисс Стенсфилд. –Позовите меня, если дозвонитесь до приемной больницы, когда начнутся схватки».

«О, нет, я не могу…»

«Вы хотите пользоваться Методом дыхания или доверитьсякакому-нибудь костоправу, который подумает, что вы свихнулись и даст вам эфира,когда вы начнете выдыхать, как паровозная труба?»

Она улыбнулась: «Ну хорошо. Вы меня убедили».

Тем не менее, осень проходила, но волнения не покидали ее.

В самом деле ее попросили освободить комнату, где она жила,когда я впервые встретился с ней. Она переехала в Вилледж, и это, какоказалось, было ей только на пользу. Она даже нашла какую-то работу. Слепаяженщина с неплохим доходом наняла ее для легкой домашней работы, а также длячтения вслух произведений Портера и Бака. Она жила на первом этаже в том жедоме, что и мисс Стенсфилд. У мисс Стенсфилд появился тот цветущий вид, которыйсвойственен здоровым женщинам на последних трех месяцах беременности. Но на еелице лежала какая-то тень. Когда я разговаривал с ней, она отвечала мне скакой-то излишней медлительностью. Как-то раз, когда она не ответила вовсе, яподнял глаза и увидел, что она рассматривает фотографию в рамке на стене состранным, мечтательным выражением. Я почувствовал, как меня обдало холодом… иее ответ, не имевший ничего общего с моим вопросом, нисколько не успокоил меня.

«У меня такое чувство, доктор, и иногда очень сильное, что яобречена».