От этого «чувствовать» рукой подать до «верить», что длятакого, как я, дико и оскорбительно. Но для русской интеллигенции верить – этосостояние души. Для нее верить – это принадлежать к избранному кругу. Причемверить нужно не именно в Бога, в него можно и не верить, но обязательно веритьв соборность и духовность, в глубинность нравственных помыслов русского народа,который сам о них не знает, но это знает русская интеллигенция…

Конечно же, ни один из этих русских интеллигентов не войдетв сингулярность уже потому, как сказала Габриэлла, что с ужасом и омерзениемотшатнется от нее, как от чего-то ужасного, сатанинского, технологического.

Я сделал усилие и, сделав шаг назад, перевел дыхание. Да,технологичность и интеллигентность по-русски несовместимы. В Россииинтеллигенты всегда выступали против любых технологий, те якобы вытесняютдуховность, соборность и разрушают нравственность.

У русской интеллигентности есть платформа, есть база, естьубеждения, от которых не откажутся. С этой точки зрения и СергейКонстантинович, и Людмила Николаевна, и Игорь Арнольдович, и, конечно,Габриэлла куда нравственнее меня, что все еще без четких и железобетонныхкритериев и ориентиров в быстро меняющемся мире.

И в то же время, в то же время…

Во рту стало горько, словно я полдня жевал полынь. Страшнотакое помыслить, но Габриэлла действительно потеряна. Это только в дешевыхмелодрамах любовь, секс и всякие сю-сю выше долга, чести, но не среди людей, укоторых есть нравственные стержни. Да еще в моем мире, лишенном нравственныхориентиров, смешно говорить о каких-то принципах.

Но Габриэлла… она – настоящая. И ее идеалы, впитанные смолоком матери и взращенные и развившиеся в ее тесном окружении, не позволятопуститься так низко, чтобы пойти за мной только потому, что ах-ах, полюбила, авыше любви у простых людей нет ничего. Но это – у простых.

А если, мелькнула жалкая мысль, ну ее на хрен, этусингулярность? Жили без нее, умирали без нее… Умерли Толстой, Достоевский,Менделеев, Гомер, Шекспир, Ньютон, Паскаль… а почему я должен пытатьсяизбегнуть их судьбы? Они лучше меня, но все-таки умерли…

На другой день, отоспавшись, я постарался посмотреть на всеболее трезво и рационально. Конечно, я дурак, надо было подходить к этомувопросу, вернее, подводить, мягче и осторожнее.

А так даже мне сейчас, при свете дня, непонятно, из-за чегопоссорились. Вчера было понятно, а вот отоспавшемуся – непонятно.

Из-за чего? Не просто поссорились, а Габриэлла уверена, мырасстались. Ха, щас я ее так просто отпущу! Нормальные люди ссорятся, комумусорное ведро выносить, кому собаку выгуливать, скандалят из-за ревности,подгоревшего бифштекса, смазливого соседа или соседки, а также купленных наразмер меньше туфель…

А мы, смешно сказать, поссорились из-за… тьфу, культуры.Вернее, что ею считать. Двое придурков. В постели проблем нет, трахалисьнормально, а это теперь основная причина ссор: несовместимость желаний, каждыйхочет по-своему, а на поводу у женщины можно пойти раз-другой, но не всюсемейную жизнь, здесь наша психологическая доминанта бунтует…

К счастью, как всякий занятый любимым делом человек,Габриэлла на сексе не зациклена и не ищет в нем основу бытия, во всем остальномвкусы совпадают, взять хотя бы астрономию.

Так какого же?..

Я робко позвонил вечером, она не взяла трубку. Вернее,увидела по имени, кто звонит, и не ответила. Не ответила и на другой день. И натретий.

Я подстерег ее на выходе из университета, но она прошламимо, не удостоив взгляда, хотя я катил, почти обдирая шины о бордюр, дотроллейбусной остановки.

И – маятник качнулся в обратную сторону. Мой оптимизм, чтоэто не ссора, а недоразумение, начал стремительно испаряться, а вместо негоразверзлась бездна тревоги и безнадежности.

Похоже, я больше был прав, когда заподозрил в ней верностьидеалам. Неверным, конечно, но красивым и благородным. Как идеалы рыцарства,ими любуемся, но жить по ним и раньше было трудновато, а сейчас так и вовсеневозможно. А так да, красиво.

Но если она верна идеалам, то вопрос теперь в том, кто изнас во имя любви, так сказать, откажется от своих принципов и примет чужие…признав их своими.

Если честно, то это должен бы сделать я. Хотя бы потому, чтона самом деле у меня нет никаких твердых принципов. Я не то чтобы бесхребетник,но все еще не выработал их в таком сложном и быстро меняющемся мире.

Я понимал, что тону. Поздно ночью, когда мышка выскальзываетиз пальцев, а глаза слипаются, я сажал перса на рынке покупать нужное и,оставив комп включенным, валился в постель. Утром поднимался по отчаяннодребезжащему будильнику, а у меня их три, настроены так, что начинают звенетьдруг за другом, а потом снова и снова, брел с закрытыми глазами в ванную, а вмозгу вместе с остатками сна вертится озабоченное: надо кейматы сменять набруски железа, а те переплавить в сталь, благо уголь есть, потом пойтипоохотиться на монстров в Долине Смерти, но избегать встреч с персами из клана«Эверрэд», эти совсем оборзели, мочат всех встречных-поперечных…

Не забыть еще ответить Сагитте насчет вступления в клан,мол, я не отказываюсь, но пока еще рано, сперва хочу скрафтить сам доспехиполучше, чтобы потом клан на них не претендовал, если вдруг придется выйти изклана. Еще Кавардак звал к себе, надо и ему отказать вежливо, а то обидчивыйбольно, вдруг да внесет на лист, как недруга, которого надо килять при встречевсем кланом…

Ага, а еще сразу же, как вернусь, надо в некрополь, там успеюзастать Азалинду и Сагитту, обе могучие маги, ко мне хорошо относятся, могутподлечить, пробафить, а то и вообще возьмут на время кача в пати…

Я чувствовал, что уже не вырвусь из этого сладкого и такоговеликолепного мира, где хоть и не все совершается по моей воле, но все же мирдобрее и увлекательнее, люди интереснее. Я могу даже пользоваться магией, хотьи не маг, а чем выше поднимаюсь по левелам, тем больше у меня возможностей. Ачерез семнадцать левелов, на это уйдет примерно четыре месяца, смогу летать надраконе…

И вообще уйду в сингулярность, а Габриэлла… останется в этоммире? Я вспомнил, какой видел ее в последний раз: бледное худое лицо, волосыстали еще короче, высокие скулы, красиво очерченные губы, но по-прежнему почтиникакой косметики. Как она тогда подняла на меня взгляд и печально улыбнулась!

Пальцы впились в подлокотники рабочего кресла, а сердцезастонало от нежности и желании спасти, защитить, уберечь… ну не знаю, отчего-нибудь. Глаза большие, темные и печальные, в них укор, словно я в чем-топредаю…

Я с силой потер ладонью лоб. Давай сначала: технологическаясингулярность – это точка невозвращения. И, конечно, раскола. Хотя можноназывать не расколом, а… кому как удобнее. Например, ушедшие в сингулярностьбудут считать, что они из гусениц превратились в бабочек, а оставшиеся будутполагать, что всегда часть человечества уходит либо в наркоманию, либо валкоголизм, либо в еще какую гадость. Но те остаются гадить здесь, а сингулярыуйдут с Земли. И скатертью дорога! Возможно, так будет считать и Габриэлла. Ночто, если для этой точки зрения есть какие-то основания?