Ни у кого больше не оставалось иллюзий относительно скорого советского наступления. Первую в своей жизни поездку на автомобиле Хельга Маурер совершила по дороге, ведущей из Барта на побережье Балтийского моря. Выглядывая из кузова открытого военного грузовика, малышка видела, как позади них убегают вдаль весенние поля. Рядом ее мать держала на коленях крошечную Эдит. Двое ее братьев с пакетом сладких сухарей ехали за ними в другом грузовике. Хельге больше всего запомнился не страх, а волнение, вызванное этим приключением, и то, как она сидела на коленях у одного из солдат: когда их военный конвой поворачивал за угол, и ее братья вместе с крайне важными сухарями пропали из вида, Хельга расплакалась, и солдат взял ее на руки [27].

В Бригиттенхофе под Берлином лояльный и вполне патриотично настроенный школьный учитель средних лет заметил, что его дочь трех с половиной лет ходит кругами по гостиной, выбирая, какие вещи сложить в коляску, если им «придется бежать». Когда 4 апреля завыла воздушная тревога, маленькая Урсель подбежала к матери и сказала ей, что можно ничего не бояться и спокойно укладывать вещи – самолеты пока не прилетят, потому что «добрый Господь позаботится о нас, ведь я каждый день молюсь, чтобы он защитил нас от злых врагов» [28].

Артиллерия Жукова открыла огонь 16 апреля в 5 часов утра, но родители Урсель, как и многие другие беженцы из восточных провинций, до последнего момента ждали, когда им велят собираться. Карл Дамм и его товарищи, помощники на зенитных батареях, лежали в неглубоких траншеях, которые сами выкопали два дня назад. Перед отправкой из Берлина ребятам в спешном порядке выдали французские винтовки времен Первой мировой войны и выделили на каждую роту по несколько однозарядных гранатометов «панцерфауст» – их должно было использовать подразделение Карла, назначенное «охотниками на танки», но по причине нехватки времени их так и не научили с ними обращаться. Около полудня в их окопе стали появляться маленькие неорганизованные группы отступающих – грязных, перепуганных солдат элитной дивизии «Великая Германия». Когда на рассвете Карл сменялся с караула, мальчишки увидели полсотни советских танков, двигавшихся по дороге мимо их окопов. Сержант закричал им, что нужно уходить, и повел их за собой. По дороге они впервые в жизни увидели трупы – мертвые тела своих товарищей в коммуникационной траншее. Их отступление остановил старший офицер – угрожая пистолетом, он приказал им удерживать позиции, пока немецкие танки идут в контрнаступление (пока еще успешное). Однако 1-й Украинский фронт маршала Конева прорвал немецкие позиции на юге, хотя дальше на север батальоны гитлерюгенда еще помогали сдерживать танки Жукова на трех линиях укреплений Зееловских высот. Первый опыт ближнего боя оставил у помощников ПВО люфтваффе чувство глубокой уязвимости, но они держались, подстегиваемые привычкой к дисциплине, юношеским героизмом и страхом попасть в руки русских [29].

Урсель и ее родители покинули Бригиттенхоф только после того, как город 15 часов простоял под артиллерийским обстрелом. 18 апреля в 8 часов вечера они наконец двинулись в путь: бабушка везла Урсель в коляске, мать толкала перед собой большую ручную тележку с чемоданами и постельным бельем, а отец – маленькую тележку с провизией. Несмотря на толпы солдат и беженцев на ухабистых дорогах, Урсель то и дело засыпала, роняя голову, и, как показалось ее отцу, охваченному глубокой тоской добропорядочного человека, в одночасье ставшего бездомным, выглядела точь-в-точь «как цыганское дитя». За двое суток они преодолели более 30 км и достигли Бухвальде-Зенфтенберга. Неподалеку падали бомбы и снаряды, но они чувствовали себя слишком измотанными, чтобы продолжать путь. Какой-то солдат предупредил их, чтобы они не оставались на месте дольше одного часа, однако на этом их бегство закончилось. Русские арестовали отца и продержали его у себя 24 часа. Когда его отпустили, он не смог найти ни следа своей семьи. Лишь два месяца спустя, 16 июня, он обнаружил труп своей матери возле места их последнего привала. Но он по-прежнему не знал, где его жена и дочь, убиты они или живы [30].

Когда 1,5 миллиона советских солдат подошли к столице Германии с севера, востока и юга, для обороны города собрали около 85 000 немецких солдат. Однако берлинские укрепления вряд ли могли сравниться с той линией обороны, которая заставила Красную армию так дорого заплатить за завоевание Восточной Пруссии. Почти половину немецких защитников составляли берлинские фольксштурмисты, многих из которых вынудили передать свое вооружение наспех сформированным батальонам люфтваффе и флота. Рядом с ними стояло 45 000 солдат вермахта и эсэсовцев, набранных из остатков пяти разных дивизий. В общей сложности им удалось найти около 60 танков. Неизменно озабоченный настроениями в столице Völkischer Beobachter на этот раз просто предупредил читателей, что на следующий день не стоит выходить на улицы, поскольку в городе запланированы учения зенитной артиллерии и есть опасность пострадать от осколков. Когда в тот вечер город осветили первые ракеты, одному мальчику в районе Пренцлауэр-Берг показалось, что русские хотят сфотографировать Берлин. Тем временем остатки дивизии «Великая Германия» вместе с подразделениями фольксштурма, СС и гитлерюгенда встали на защиту баррикад на улицах и мостах района [31].

21 апреля началось сражение, в котором 3-я и 5-я ударные армии, 2-я гвардейская танковая армия и 47-я армия 1-го Белорусского фронта пробились через внешнее кольцо обороны в северные и восточные районы города. Шестнадцатилетний Рудольф Вильтер был совершенно не готов увидеть перед собой едущий прямо на него танк Т-34. Его наспех обученное азам военного дела подразделение фольксштурма понятия не имело, что делать с движущимися целями. «Я подумал, что он проедет прямо по мне, – вспоминал он годы спустя, – и мне хотелось провалиться на десять метров под землю». Его сержант, старый и опытный солдат, встал на открытом месте и выстрелил по танку из своего «панцерфауста», показав мальчишкам, что танки могут быть такими же уязвимыми, как они сами. В районе Пренцлауэр-Берг Эрвин П. вместе с братом и приятелем не устояли перед соблазном залезть по веревке на высокое дерево на Фалькплац, чтобы рассмотреть происходящее с самой выгодной позиции. На Гляйм-штрассе несколько девочек приняли звуки артиллерийского огня за рев барражирующих самолетов и продолжали играть на улице, пока полицейский не велел им отправляться по домам, потому что идут русские [32].

По всему Берлину семьи переезжали в подвалы – со скоростью и сноровкой, приобретенной за месяцы бомбардировок, районные сообщества превращались в столь же оживленные подвальные сообщества. Но на сей раз многие семьи предпочли в течение