— Пат! — Чингиз ухитряется вскочить, опрокидывая тяжеленноекресло, и на четвереньках подползает к нам. — Пат!

А он умеет… я вижу, как его руки складываются на грудимальчишки, ударяют — пытаясь оживить сердце…

Не так! Не через глубину! Не через дорогой и безопасныйвиртуальный комбинезон, который превратит сильный толчок в лёгкое касание…

Напрямую. В реальной жизни, в реальной квартире, где сейчасПат сползает с кресла, царапая грудь, будто хочет добраться до остановившегосясердца…

— Чин, я умираю? — шепчет он одними губами.

Краем глаза я вижу, как встаёт Падла и походкой пьяногозомби пытается идти к нам.

Глубина…

Звон невидимой цепи. Удар о пустоту. Я не могу выйти!

Да это и не спасёт, я у себя дома, я далеко. Нужен тот, кторядом.

— Выходи! — кричу я на Чингиза, который всё пытается делатьмассаж сердца из глубины… — Выходи, придурок! Где у тебя терминал?

Чингиз только бросает обезумевший взгляд куда-то вверх, и явсё понимаю. Далеко. Не с нашими полуживыми телами ползти через просторывиртуальной квартиры. Чингиз сейчас может быть в нескольких метрах от Пата, застеной, совсем рядом; вот только здесь, в глубине, это будет очень долгий путь…

— Выходи так! — кричу я. Будто забыл, кто передо мной. Будтоэто в силах обычного человека, не-дайвера — вырваться из радужной метели,содрать с себя шлем, успеть… — Выходи, сука! Это всё — обман! Всё — иллюзия!

Глубина…

Пат уже ничего не говорит. Только смотрит мутнеющимвзглядом, а может быть, и не смотрит вообще, это всё наши надежды,переплавленные лживой глубиной в иллюзию жизни.

— Я не умею! — кричит Чингиз. — Я не могу!

Дрожь поводка. Звон цепи. Стены вокруг. Мне не вырваться, ноэто ничего и не решит. Это может сделать лишь Чингиз.

Глубина…

— Умеешь! Можешь! Должен! — кричу я. И отвешиваю емупощёчину. Со всей дури. — Ты должен! Должен — значит можешь!

Ты не всегда была доброй со мной, глубина. И я любил тебя невсегда. Только в сказках бывает иначе. Но я верю, что ты не просто тупая,бездушная линза, наведённая на наши души, распластанные на стекле. Ты что-тобольшее. Ты сложена из всех нас, ты выстрадана нами, мы давали тебе всё, чтомогли. И зло, и добро, и ненависть, и любовь. Что-то новое должно было родитьсяв тебе, и я не верю, не хочу верить, что это новое — жестоко и беспощадно.

Я не за себя прошу. Не за Чингиза или Падлу. Даже не заПата. За всех нас. За тех, кто входил в глубину, кто сейчас в ней, за тех, ктовойдёт.

Потому что стоит Пату умереть — и ты станешь другой,глубина.

Навсегда.

Мы проиграем не оттого, что Тёмный Дайвер получил свойвожделенный файл. Мы проиграем, если умрёт этот мальчишка, не блистающийхакерскими талантами; пишущий слово «обезьяна» через «а»; недостойный,наверное, по мнению Тёмного Дайвера вечной жизни в виртуальности.

Мы все проиграем.

Даже ты, глубина…

Я смотрю в глаза Чингиза. Я вижу его страх, вижу егоотчаяние, вижу, как он ломится в невидимый барьер…

Глубина…

И что-то происходит.

Будто между нами протягивается нить.

Будто осколки синего льда, будто лепестки алого пламенипляшут теперь в глазах Чингиза.

Будто он прыгает в бесконечную пропасть…

— А… — выдыхает Падла, когда тело Чингиза мутнеет, теряетцвет и растворяется в воздухе. — А?

— Делай массаж сердца! — кричу я. — Делай Пату массажсердца!

Это смехотворно — слабые постукивания магнитных катушек вкомбинезоне, иллюзия удара, иллюзия прикосновения, это не может ничего решить,но пусть Падла будет пытаться помочь — пока где-то в настоящем мире Чингизсдирает с головы шлем и, вырывая из гнёзд кабели, выбегает из комнаты.

Пусть.

— Я убью этого ублюдка! — ревёт Падла, неумело давя на грудьПата.

— Клянусь! Убью! С дерьмом смешаю!

— Он — мой! — отвечаю я, вскакивая.

Тело уже моё. Тело готово слушаться.

Может быть, кончилось действие заряда. Открутила своё сераяспираль.

А может быть — иногда надо всё отдать, чтобы что-тополучить.

Мне всё равно.

Даже если я перестал быть дайвером — навсегда.

Я выбегаю из комнаты.

Тёмный Дайвер — мой.

Я не пытаюсь открыть дверь. Ударяю — и деревянная облицовкарвётся как бумага, сталь выгибается картоном, я делаю рывок — и прохожунасквозь.

Я мог простить.

Многое.

Я могу поверить.

Почти во всё.

Я верю, что Тёмный Дайвер не собирался подставлять Ромку. Ябы и сам мог так поступить — навязать неопытного паренька опытному хакеру, датьему шанс научиться и приобрести опыт.

Я даже верю, что Тёмный Дайвер не подозревал, каким зарядомстреляет. И был уверен, что лишь парализует Пата.

Я одного не прощу. Той трусливой скорости, с которой ТёмныйДайвер бросился бежать, когда понял, что совершил.

Он мой.

Я ничего не могу сделать там, в квартире Чингиза. У меня нетсил и знаний, чтобы снять последствия выстрела. Но в моих силах, чтобы новыхвыстрелов не было.

Я выбегаю из дома. Можно спросить охранников, можно спроситьпрохожих. Можно поймать такси.

Но я чувствую Тёмного Дайвера так же ясно, как он, наверное,чувствовал меня.

Бегу по улице. Прохожие шарахаются в стороны.

Вика, прости, я обещал тебе не рисковать… но я не умеюбольше выходить из глубины…

Вика, я сказал, что попробую найти компромисс… значит, ясоврал…

Я больше не ищу компромиссов.

Налево…

Он тоже бежит. Просто бежит по улице, волоча с собой тяжёлыйфайл, не пытаясь взмыть в небо, не пытаясь пройти сквозь стены. Как самыйобычный житель Диптауна.

Ему сейчас нехорошо.

Ещё раз налево….

Я даже успеваю увидеть Тёмного Дайвера. Совсем недалеко, всотне метров. Вижу — и выхватываю револьвер Стрелка, и успеваю удивиться этому— я не хочу наказывать его машину, я хочу убить его самого…