сражения несколько сот человек из тех, кто потерял оружие. Они должны были, соблюдая тишину, добыть себе мечи и щиты, а также собрать как можно больше неповрежденных копий и дротиков…

Глава третья

Задержка Лукулла под Скиртеей. – Стратегемы96осаждающих и осажденных

Диодор писал: «Римляне одержали блестящую победу, так как бежали и войска Трифона, и он сам. Много народу было изрублено во время бегства, так что общее число убитых было не меньше двадцати тысяч. Остальные под покровом ночной темноты бежали в Триокалу, хотя претору было бы легко уничтожить и этих, если бы он их преследовал».

Впоследствии Лукулла обвиняли в том, что он, одержав решительную победу над мятежниками, не довел до конца их разгром в самый день сражения. По мнению многих, он должен был бросить на врага всю свою конницу и преследовать бегущих до самой Триокалы.

Но справедливости ради надо отметить, что Лукулл лишен был возможности преследовать противника по всем правилам военного искусства, потому что в самый разгар сражения он, опасаясь, как бы мятежные рабы, имевшие большой успех на своем правом фланге, не ворвались в его лагерь, послал против них почти всех имевшихся у него всадников. Преследование же беглецов пешими солдатами в направлении Триокалы продолжалось недолго. Только легковооруженные союзники настигли и перебили около трех тысяч повстанцев. Римляне и латиняне в этом деле не участвовали из-за своего тяжелого вооружения.

Как потом стало известно, не менее пятнадцати тысяч бежавших с поля боя мятежников на рассвете следующего дня добрались до Триокалы и укрылись за ее стенами.

Ругали Лукулла и за то, что он только на девятый день после сражения у Скиртеи привел свое войско к Триокале, хотя оба города отстояли друг от друга на расстоянии одного дневного перехода. Но и в этом случае у претора было оправдание: его задержал под Скиртеей один из вражеских лагерей с засевшими в нем мятежниками.

Утром следующего дня после битвы римляне стали готовиться к похоронам павших в битве товарищей.

К месту погребения солдаты сносили дрова и огромные вязанки хвороста.

В два часа пополудни близ дороги, ведущей из Скиртеи в Триокалу, выросли огромные пирамиды погребальных костров, сложенных из дров и тел погибших. Вокруг них выстроилось все римское войско в полном составе.

Перед тем как зажечь костры, Лукулл приказал вывести двести пар вооруженных мечами пленных, появление которых вызвало бурю восторга у тридцати пяти тысяч воинов преторского войска и толпившихся на стенах города жителей.

Римский претор решил почтить своих павших солдат погребальными гладиаторскими играми. Пока горели костры, четыреста пленников сражались, пронзая друг друга мечами. Оставшихся в живых победителей окружили и перебили римские солдаты.

В этот же день Лукулл приказал распять двести пятьдесят пленных на виду у осажденных.

Вдоль дороги, проходившей вблизи укрепленного лагеря мятежников (она тянулась от Скиртеи в сторону Пицинианы), солдаты вкопали двести пятьдесят столбов. Осужденных, которые несли на своих плечах патибулумы97, легионеры гнали к месту казни ударами бичей. Многие из пленных были ранены. На их обнаженных, блестевших от пота телах, ярко рдели кровавые раны. Лукулл специально велел отобрать для казни наиболее израненных и ослабевших пленников, не годившихся для будущих гладиаторских боев, которыми он собирался развлекать себя и своих солдат во время осады Триокалы. Перед тем как пригвоздить несчастных к крестам, солдаты немилосердно избивали их скорпионами98.

Вечером того же дня Лукулл бросил на вражеский лагерь несколько тысяч солдат из числа союзников, но мятежники легко отразили приступ, встретив наступающих градом камней и дротиков. Вторая волна наступавших вскоре тоже отхлынула. На склоне холма осталось более сотни убитых.

Как уже отмечалось, осажденный лагерь стоял на холме с крутыми склонами. Место, достаточно хорошо укрепленное самой природой, было опоясано глубоким рвом и валом, по гребню которого шел частокол из толстых бревен. Было ясно, что защитники лагеря, пока они еще не ослабели от голода, будут оказывать яростное сопротивление.

Лукуллу важно было поскорее двинуть свое войско к Триокале, в которой, по слухам, царили разброд и уныние, но он не хотел оставлять у себя в тылу столь многочисленный отряд неприятелей. Легат Клептий и все военные трибуны уговаривали претора не терять времени и, оставив под Скиртеей несколько когорт сторожить запертого в своем лагере врага, немедленно трубить поход, но тот упрямо твердил, что они не понимают особенностей борьбы с рабами.

– Кто из вас поручится за то, что осажденные не прорвутся через слабые заслоны? Если мы упустим эту сволочь, то, возможно, получим новую войну, которая может разгореться в еще спокойных восточных областях. Нет, я не уйду отсюда, пока не уничтожу их всех до одного.

Как показали дальнейшие события, претор оказался весьма прозорливым.

Вскоре Лукулл узнал, что Афинион, считавшийся погибшим, на третий день после битвы объявился в Триокале.

Сообщение об этом прислал Деметрий, который воспользовался неразберихой среди повстанцев, сбежавшихся в Триокалу, и незамеченным пробрался в крепость. Аполлоний и еще двадцать вольноотпущенников и клиентов Лукулла не без колебаний последовали за ним. Они боялись разоблачения, но вскоре осмелели и, рассеявшись среди восставших, приступили к исполнению задания, полученного от своего патрона. Прежде всего, они должны были распространить среди рабов слух, что претор обещает сохранить жизнь всем, кто сдастся ему на милость, хотя это было заведомой ложью. Даже если бы Лукулл позволил себе проявить подобную мягкость по отношению к мятежным рабам, возмущенный сенат все равно приказал бы ему казнить всех сдавшихся на милость пленников. Могущественный и надменный Рим никогда не оставлял бенаказанной дерзость рабов, взявшихся за оружие.

Деметрий отправил к Лукуллу одного из его клиентов, который помимо всего прочего рассказал патрону, что «звездочет», как называли римляне Афиниона, получивший в сражении у Скиртеи несколько ран, какое-то время без чувств пролежал среди трупов, а потом, когда пришел в себя, притворился мертвым и в наступившую ночь скрылся. Через два дня он, опираясь на обломок саррисы, добрался до Триокалы. Клиент сообщил также, что слухам о мягкости и великодушии претора там мало кто верит: во время общего собрания только очень немногие из рабов выступали за то, чтобы договориться с претором об условиях капитуляции, остальные с негодованием отвергли даже мысль о сдаче, поклявшись умереть, но не сдаваться.

Диодор писал: «Рабы настолько пали духом, что решили было вернуться к господам и отдаться на их милость. Однако победило мнение тех, которые предлагали бороться до последней капли крови и не сдаваться врагам».

* * *

Лукулл в течение семи дней бросал своих солдат в бесплодные атаки на лагерь мятежников, потеряв при этом не менее шестисот человек убитыми и ранеными.

На восьмой день Лукулл решил сделать последнюю попытку взять непокорный лагерь приступом, собрав для этой цели отборные когорты римлян и италийцев.

С самого утра солдаты сносили с соседних полей заступы, волокли изготовленные накануне лестницы и специальные шесты с укрепленными на концах крючьями, с помощью которых во время штурма можно было цепляться за бревна частокола.

Пока фессалийские лучники и акарнанские пращники обстреливали лагерь, римские легионеры выстраивались перед ним густыми колоннами со стороны Скиртеи.

Против главных лагерных ворот претор стянул около восьмисот отборных римских легионеров. Построившись колонной в сорок рядов, они двинулись к подножию холма. Это построение называлось «черепахой».

Обгоняя колонну, беглым шагом пошли вперед солдаты из вспомогательных частей. Они тащили за собой толстые и длинные бревна. Добравшись до рва, солдаты стали перекидывать бревна через ров и связывать их между собой кожаными ремнями, готовя мост для прохода «черепахи».

Колонна легионеров перешла по этому наспех сооруженному мосту и продолжила движение вверх по склону холма.

Чем ближе подходил отряд к воротам лагеря, тем теснее прижимались друг к другу бойцы. Дойдя до лагерных укреплений на расстояние двух бросков копья, они разом