— Ты справишься?

Эрионд кивнул и пошел за очередной порцией хвороста.

Кузнец поднял плащ.

— Мы с Тофом можем составить тебе компанию, Гарион, наслучай, если матросы надумают вернуться. Но нам надо спешить. Совсем скороначнет темнеть.

На вершине холма все еще свирепствовал ветер, смешанный сдождем и градом.

Гарион и двое его друзей осторожно пробирались по склону всторону брошенного корабля, который, словно некое исполинское животное спереломанным хребтом, лежал на камнях, отнявших у него жизнь.

— Как ты думаешь, долго еще будет штормить? —крикнул Гарион Дарнику, силясь перекричать вой ветра.

— Как знать, море может утихнуть и к вечеру, а можетпробесноваться еще несколько дней.

— Я боялся, что ты именно так и скажешь. Они спешилисьи вошли в тот самый пролом, которые сами же проделали, покидая корабль.

— Не думаю, что нам удастся чем-то поживиться, —сказал Дарник. — Наши мешки с провизией насквозь вымокли и еда пришла внегодность, а матросы вряд ли держали в трюме что-нибудь съестное.

Гарион кивнул.

— Но хоть походную кухню тетушки Пол мы можемприхватить? Думаю, она ей понадобится.

Дарник смотрел на мокрые мешки и тюки, сваленные в кучу вкормовом отсеке, их заливали волны прибоя, хлещущие через пробоины в трюме.

— Думаю, ты прав, — вздохнул кузнец, — япоищу.

— Коль скоро мы уже здесь, то можем прихватить иоставшиеся в каютах пожитки, — сказал Гарион, — я схожу за ними, а выс Тофом пока поглядите, не оставили ли нам матросы чего-нибудь путного.

Он осторожно поднялся по разбитым ступенькам на палубу ивскоре уже обходил каюты.

Ему потребовалось около четверти часа на то, чтобы собратьвсе вещи, которые они в спешке побросали, спасаясь с гибнущего корабля. Онзавернул все в кусок парусины и возвратился на палубу, потом сошел на берег иположил свою ношу на мокрый песок.

Из кают-компании показалась голова Дарника.

— У нас не густо, Гарион. Матросы хорошенько тутпохозяйничали.

— Придется пустить в дело все, что удалосьнайти, — ответил Гарион, сощурившись и глядя в хмурое небо, котороестремительно темнело. — Нам надо поторапливаться.

На закате они достигли вершины холма и осторожно повелилошадей вдоль земляного вала ко входу в подвал. Как только они поравнялись свходом, стемнело окончательно. Внутри было уже тепло и достаточно светло —пламя успело ярко разгореться. Между колоннами на веревках сохли одеяла ипромокшая одежда. От влажной ткани поднимался густой пар.

— Ну как, удачно? — спросил Шелк.

— Не очень, — признался Гарион. — Матросыхорошенько поработали.

Дарник и Тоф ввели в поводу лошадей и принялись сгружать тюки.

— Мы нашли мешок фасоли, — объявил кузнец, —и горшок меда. В углу завалялся мешок муки да немного копченой свинины. Матросыбросили ее потому, что она заплесневела, но думаю, можно срезать испорченныекрая.

— И это все? — спросила Полгара.

— Боюсь, что да, Полгара, — ответил Дарник. —Еще мы принесли жаровню и несколько мешков угля — в этих местах, похоже, дроваотыскать нелегко.

Полгара нахмурилась, задумавшись.

— Конечно, это не так уж и много, Полгара, —извиняющимся тоном продолжал кузнец, — но мы сделали все, что могли.

— Мне и этого довольно, дорогой. Я что-нибудьпридумаю, — улыбнулась ему Полгара.

— А я прошелся по каютам и собрал одежду, — сказалГарион, расседлывая лошадь. — Кое-что даже осталось сухим.

— Хорошо, — ответила Полгара. — Теперьдавайте переоденемся во все сухое, а я подумаю, что можно приготовить поесть.

Шелк с сомнением оглядывал припасы. Вид у него был самый чтони на есть разнесчастный.

— Может, фасолевую размазню?

— Нет, фасоль слишком долго варится, — ответилаПолгара. — А вот мучная похлебка с медом, да еще по ломтику свинины — этото, что надо.

Шелк тяжело вздохнул.

Наутро дождь и град прекратились, но ветер все ещебуйствовал на вершине холма, словно силясь вырвать с корнем густую траву.Гарион, завернувшись в плащ, стоял у земляного вала прямо напротив входа вподвал и глядел на пенные гребни волн, лижущих берег. Далеко на юго-востокенебо понемногу светлело и прояснялось, но над заливом по-прежнему нависалитяжелые серые тучи. Ночью прилив еще раз атаковал брошенное судно иокончательно отломил корму, которую унесло в море. На волнах прибояпокачивались безжизненные тела — и Гарион старался не смотреть на бренныеостанки мургских моряков, которых смыло за борт при первом же ударе о риф.

И тут он увидел несколько кораблей под красными парусами,идущих вдоль южного берега Моря Горанда прямо к остову погибшего корабля.

Белгарат и Эрионд вышли, приподняв кусок парусины, которыйеще вечером приладил вместо двери хитроумный Дарник, и присоединились кГариону.

— Дождь наконец кончился, — объявил Гарион, —да и ветер, похоже, стихает. Но вот новая напасть. — Он указал на красныепаруса, которые неотвратимо приближались.

Белгарат насупился.

— Как только они увидят разбитый корабль, сразу же высадятсяна берег. Думаю, пора нам трогаться.

А Эрионд озирался с тем же странным выражением на лице, чтои накануне.

— Здесь мало что переменилось, — отметил он. Потомуказал на низенькую, заросшую травой каменную скамью в дальнем конце земляноговала. — Тут я играл, когда Зедар позволял мне выходить.

— А он часто разговаривал с тобой? — спросилБелгарат.

— Лишь изредка, — ответил Эрионд. — Он вообщепредпочитал держать язык за зубами. У него были кое-какие книги, и он почти всевремя читал.

— Наверное, ты чувствовал себя одиноким, ведь былсовсем еще ребенком.

— Мне жилось здесь не так уж и плохо. Я подолгунаблюдал за облаками или за птицами. Весной птички устраивают гнезда прямо подобрывом. Если перегнуться через вал, можно было увидеть, как они снуют туда-сюда.Особенно я любил смотреть на птенчиков, когда они только начинают учитьсялетать.

— А далеко ли до дороги, ведущей в глубь континента? Тызнаешь ее?