— Сшейдова же нора… — отложив перо, я потерла ладонью лоб и отвернулась, не зная, как выбраться из собственноручно вырытой ямы.

— Что-то случилось, — уверенно произнес Реджис. — Вы сама не своя.

Не поднимая головы, я кивнула.

— Чтоб вас во тьму… Да, случилось, угадали. Довольны?

По всему выходило, что наговорить на хорошую такую ссору я успела всего-то за пару минут. Достаточно для немедленного хлопка дверью, десятка-другого нелестных слов и нежелания возвращаться в «кота и лютню» до скончания веков. Но вместо этого прозвучало:

— Я могу помочь?

— Вряд ли. И не знаю, кто может.

Реджис понимающе качнул головой, оттолкнулся от стойки.

— Я приду как обычно. Захотите — расскажете.

Уж не знаю, что именно — ощущение собственной беспомощности, тактично проявленное понимание, или, спокойствие в его голосе вдруг вызвали сильнейшее желание высказаться прямо сейчас. Поделиться произошедшим, и, возможно, ощутить облегчение. Но снаружи ждала Бланш, и этим вечером Реджис целиком принадлежит ей.

— Простите, что сорвалась, — прошептала вместо прощания.

— Не страшно — я начинаю привыкать.

Глава двадцать восьмая

Гавронская школа находилась в пригороде столицы, в усадьбе, пожертвованной герцогом Бензетом две сотни лет назад. К старинному особняку прилегала солидная территория, где уместились и ферма, и сад, и парк с огородом и громадной теплицей. Целебные растения там выращивались и заготавливались круглый год. Наставницы строго следили за качеством, а ученики получали наказания, если не соблюдали график работ или выполняли их плохо. Кроме того, всегда позволялось ходить в лес или к озеру в поиске нужных компонентов. Главное — вернуться до положенного часа, иначе двери жилого корпуса закрывались и приходилось ночевать на улице.

Я не слишком любила лесные прогулки и совершала их только по необходимости. Куда интереснее было забраться в одну из башен, оставшихся от давно разрушенного замка, и осмотреть окрестности. Из окон самой высокой был виден город — темное скопление крыш, бесчисленные столбы дыма, поднимавшиеся в воздух и тонкие силуэты шпилей. Казалось, там и есть настоящая жизнь, непременно счастливая. Чушь полная! Помню, однажды отправилась на башню с Нилом, парнем на курс старше. Он сказал, что хотел бы видеть море вместо города и попытался меня поцеловать. Вышло неловко, суматошно и очень смешно. Увы, после я никогда не слышала от него ни слова.

На море что тогда, что сейчас смотреть особенно не хотелось. Но бирюзовая в солнечном свете вода плескалась совсем рядом, с рыбацкой пристани отчетливо несло рыбой, а чайки в воздухе кричали и дрались, пытаясь отобрать друг у друга лучший кусок.

— Сорель, вы хоть раз плавали? — Анри шагал рядом с моей корзиной в руках.

— Это еще зачем?

— Как же? Морская вода полезна для кожи, придает бодрости, укрепляет тело. Вы травница, не знаете разве?

— Некоторые и конский навоз полезным считают. Вы ж им не натираетесь.

— Ох, Сорель, ну что вы за человек? Только рот откроете, появляется какая-нибудь гадость.

Я хмыкнула.

— Так сами начали. Но, если честно, воду недолюбливаю и без особой надобности лезть туда не стану.

— Зря. Вон богатые господа нарочно приезжают, чтоб поплавать. Чуть дальше по побережью пляж с белым песком. Если надумаете…

— И не ждите — в море не полезу, — я подмигнула и добавила: — Вот Эри с удовольствием сходит.

— Сдалась вам эта Эри? — Анри приостановился и возмущенно тряхнул корзиной, отчего склянки внутри жалобно звякнули, а я сделала предостерегающий жест. — Долго намерены насмехаться?

— А я-то что? Это вам она то чай приготовит, то завтрак подаст, а то и погулять…

— Во тьму ваши фантазии, — он стал совершенно серьезным: — Поговорили бы с ней что ли, Сорель, как-нибудь по-женски. Я боюсь, если слово лишнее скажу, все в слезах утонем.

— О, нет, не просите. Вмешиваться не стану. Сами повод дали, сами и разбирайтесь. Хватит с меня очарованных девиц.

— Да какой там повод, Сорель? Ну поговорил пару раз по-хорошему, успокоил, ну на артистов посмотреть сводил. Чего она теперь по пятам таскается?

— Анри, не будьте сухарем.

Бухгалтер нахмурился и, поправив салфетку, прикрывающую склянки, двинулся дальше. Оставаться в таверне утром он категорически не захотел — вызвался ни с того ни с сего проводить в аптекарскую лавку. То ли новых встреч с Эри побоялся, то ли каких-нибудь глупостей от меня.

— Кстати, что вы там про очарованных девиц сказали? Бланш Сибилл заходила?

— Все-то знаете.

— Увы, не все, а жаль. Слышали, по городу слухи ползут?

— Обо мне?

— Да кому до вас дело? Слава богам, Дамиен не успел раскрыть рот и всем растрепать. Говорят, мол, наш господин дознаватель женится на леди Бланш.

— Вот как?

Сама не понимаю, откуда вдруг взялось раздражение. Разве стоило ожидать другого после встреч, воспоминаний, разговоров наедине? Вся эта история напоминает пошлые дамские романы, нежно любимые Элти: знакомы с детства, надолго разлучались, встретились вновь, не подавали виду. Нет, мастеру Эрвану стоит отдать должное — так натурально изображать холодность и равнодушие не каждый сумеет. Бланш, во всяком случае, не пыталась. А он изо всех сил делал вид, будто она просто старая знакомая. И самое отвратительное — в этом участвовала я.

— По мне, ничего удивительного, — продолжал Анри. — Местные девицы сколько не пытались, не могли его окрутить — ну, никто не пара, сами понимаете. А леди Бланш другое дело — происхождение, приданое, да и дела поправить поможет.

Я вопросительно взглянула.

— Ох, Сорель, все вам объясняй. Видно же: не развлечения ради Реджис Эрван в Леайте застрял. Такому делать здесь нечего. Точно говорю: влип в какую-то историю, попал в немилость, а теперь отдувается. Леди Бланш из влиятельной семьи и брак с ней… разве не ясно?

Странно. Неужели сплетни правдивы? Еще вчера, не находя места под пристальным взглядом Реджиса я готова была о заклад биться, что он бы не стал искать выгоды за счет девушки. Предложение помочь прозвучало искренне. В словах, вопросах, поступках по отношению ко мне и другим не было фальши. Неужели я совсем не разбираюсь в людях?

— На его месте я б тоже не думал, — ухмыльнулся Анри. — Характер у леди, может, и не сахар, но она красотка, еще и богата. Повезло Реджису.

— Раз вы такой умный, чего мне предложение не сделаете, а? Отец будет очень доволен.

— Боги упасите. Я, Сорель, от жизни не устал.

Смилуйся, Лорхана.

А я ведь Реджису сочувствовала, мол, Бланш давит, прохода не дает, чем-то держит. Два сапога пара они, выходит. И надо же было Анри вспомнить и испоганить настроение?