— Я читала в «Брисбен мэйл», Австралия занимает первоеместо в цивилизованном мире по числу брошенных жен, известно это вам? Только вэтом мы и опередили все страны, недурен рекорд, есть чем гордиться!

— Полегче, Энн! Я же не бросил Мэг, она цела иневредима и не помирает с голоду. Чего вы разъярились?

— Мне тошно смотреть, как вы обращаетесь с женой, вотчего! Ради всего святого. Люк, станьте наконец взрослым человеком, вспомнитехоть на время о своих обязанностях! У вас жена и ребенок. Дайте им дом, будьтемужем и отцом, а не чужим дядей, черт вас побери!

— Сделаю, все сделаю! Только не сейчас, мне надо еще годикадва для верности поработать на плантациях. Не хочу я жить на деньги Мэг, а таконо получится, если не обождать лучших времен.

Энн презрительно скривила губы.

— А, бред собачий! Вы же на ней женились из-за денег,что, не правда?

Загорелое лицо Люка густо, пятнами покраснело. Не глядя наЭнн, он сказал:

— Ну, верно, я и про деньги тоже думал, а толькоженился потому, что она мне больше всех нравилась.

— Нравилась! Да вы ее любили?!

— Любовь! Что это за штука такая — любовь? Выдумки,бабьи сказки, вот и все. — Он отвернулся от колыбели, от странных, почтипугающих глаз: почем знать, может быть, с такими глазами и малый ребенокпонимает все, что при нем говорят. — Кончили вы меня отчитывать? Тогдаскажите на милость, где Мэг?

— Она была нездорова. Я отправила ее немного отдохнуть.Да не пугайтесь вы, не на ваши деньги! Я надеялась вас уговорить, чтоб выпоехали к ней, но, видно, это безнадежно.

— И думать нечего. Мы с Арне сегодня же едем в Сидней.

— Что сказать Мэгги, когда она вернется? Он пожалплечами, ему до смерти хотелось поскорей унести ноги.

— Что хотите, то и говорите. Скажите, пускай ещемалость потерпит. Теперь, раз уж ей понадобились дети, я не прочь получитьсына.

Опираясь о стену, Энн подошла к плетеной колыбели, вынуламалышку, с трудом добралась до кровати и села. Люк и не пытался ей помочь иливзять ребенка на руки, казалось, он боится дочки.

— Уходите, Люк! Вы не стоите того, что у вас есть. Мнепротивно на вас смотреть. Убирайтесь к вашему окаянному Арне и к треклятомутростнику и гните там спину сколько влезет!

На пороге он приостановился.

— Как ее назвали? Я забыл.

— Джастина, Джастина, ее зовут Джастина!

— Дурацкое имя, — сказал Люк и вышел.

Энн положила девочку на кровать и залилась слезами. Да будутпрокляты мужчины, все мужчины, кроме Людвига! Может быть, Людвиг потому и умеетлюбить, что он почти по-женски нежный и чувствительный? Может быть, Люк прав, илюбовь — просто выдумка, бабьи сказки? Или любить способны только женщины да темужчины, в которых есть что-то женское? Ни одной женщине не удержать Люка, ниодна и не могла его удержать. Того, чего ему надо, женщина дать не может.

Однако на другой день Энн успокоилась и уже не думала, чтостаралась понапрасну. Утром пришла восторженная открытка от Мэгги: ей такнравится остров Матлок и она уже совсем здорова! Стало быть, из этой затеи всеже вышел толк. Мэгги чувствует себя лучше. Она вернется, когда утихнут муссоны,и у нее хватит сил жить дальше. Но Энн решила не рассказывать ей про разговор сЛюком.

Итак, Аннунциата, в обиходе Нэнси, вынесла Джастину наверанду, Энн проковыляла за ней, прихватив зубами корзиночку, где умещалосьвсе, что надо ребенку, — пеленка на смену, коробочка с тальком, игрушки.Она села в плетеное кресло, взяла у Нэнси малышку и стала поить из бутылочки подогретоймолочной смесью. Это славно, и жить славно; она сделала все возможное, чтобывразумить Люка, и если это не удалось, что ж, зато Мэгги с Джастиной подольшепоживут в Химмельхохе. Без сомнения, в конце концов Мэгги поймет, что нетникакой надежды сохранить человеческие отношения с Люком, и тогда она вернетсяв Дрохеду. Но Энн думала об этом дне с ужасом.

Красный спортивный автомобиль на бешеной скорости свернул сДанглоуской дороги и теперь поднимался в гору; это была новехонькая и оченьроскошная английская машина с полосками кожи на капоте, она так и сверкалапунцовым лаком и серебром выхлопных труб. Не сразу Энн узнала, кто,пригнувшись, вылез из низкой распахнутой дверцы, потому что на нем была обычнаялетняя одежда жителей Северного Квинсленда — одни только шорты. До чегохорош! — подумала Энн, одобрительно оглядывая гостя, а он поднимался кней, перескакивая через две ступеньки, и у нее шевельнулось смутноевоспоминание. Жаль, что Людвиг так много ест, куда здоровей было бы не полнеть,вон в какой отличной форме этот красавец. И ведь тоже не мальчик, виски совсемсеребряные, но такого стройного рубщика я еще не видывала.

И только встретив невозмутимый, отрешенный взгляд приезжего,она поняла, кто перед нею.

— Господи! — Она уронила бутылочку. Он поднялбутылочку, подал ей и прислонился к перилам веранды напротив ее кресла.

— Ничего, — сказал он, — соска не коснуласьпола, можете спокойно дать ее ребенку.

Малышка, у которой отняли еду, как раз тревожно заерзала.Энн сунула ей соску и наконец перевела дух.

— Вот так неожиданность, ваше преосвященство! —Она окинула его смеющимся взглядом. — По правде говоря, сейчас вы неочень-то похожи на архиепископа. Впрочем, и раньше не очень были похожи, даже вподобающем облачении. Мне всегда представлялось, что архиепископы, к какой быони церкви ни принадлежали, — толстые и самодовольные.

— В данную минуту я не архиепископ, а всего лишьсвященник, который честно заработал возможность отдохнуть, так что зовите меняпросто Ральф. А это и есть малютка, которая доставила Мэгги столько мучений,когда я тут был в прошлый раз? Можно мне взять ее на руки? Думаю, что сумеюдержать бутылочку так, как надо.

Он уселся в кресло рядом с Энн, небрежно закинул ногу наногу, взял ребенка и бутылочку, и кормление продолжалось.

— Значит, Мэгги назвала дочку Джастиной?

— Да.

— Имя мне нравится. Нет, вы только посмотрите, какогоцвета у нее волосы! Вся в дедушку.

— Вот и Мэгги то же говорит. Надеюсь, когда крошкаподрастет, ее не обсыплют веснушки, но это вполне может случиться.

— Ну, Мэгги ведь тоже рыжая, а у нее никаких веснушекнет. Правда, кожа у Мэгги другого цвета и матовая. — Он поставил пустуюбутылочку на пол, посадил девочку на колено к себе лицом, пригнул ее как бы впоклоне и начал крепко, размеренно растирать ей спинку. — Среди прочихобязанностей мне полагается часто бывать в католических сиротских приютах, такчто я вполне опытная нянька. Мать Гонзага, которая ведает моим любимым приютом,говорит, что это лучший способ избавить младенца от отрыжки. Когда простоприслоняешь ребенка к плечу, он слишком мало наклоняется вперед, газы так легконе отходят, а уж когда поднимаются, так с ними ребенок срыгивает и многомолока. А вот при таком способе он перегнулся в поясе, для молока получиласьпробка, а газы отходят. — Словно в подтверждение Джастина несколько разгромко икнула, но все, что съела, осталось при ней. Ральф засмеялся, еще потерей спинку и, когда за этим ничего больше не последовало, удобно пристроилдевочку на согнутой руке. — Какие поразительные, колдовские глаза!Великолепные, правда? Ну ясно, она же дочь Мэгги, как ей не быть необыкновеннымребенком.