начала двадцатого? Вовсе нет. Нынче думаешь со страхом и с ужасом о пришествии двадцать первого века.

Ни с одной обязанностью не расстаются с такой готовностью и удовольствием, как с обязанностью думать.

Точно так же, как необъяснимо письмо, у которого нет адресата, бессмысленно и бесплодно творчество, не находящее ответа. Боги! Как страшно сознавать, что я бы писал и один, на острове, отрезанный от остального мира. Неисцелимое помешательство.

Шкловский говорил мне, что Пушкин женился на Натали Гончаровой, оттого что она была похожа на Ризнич. Если это так, а сдается, что так, то как не вспомнить свой давний вздох: все достается вторым, а не первым. Копии, а не оригиналу.

«Миг блаженства век лови» – Гете хотел остановить мгновенье, Пушкин – поймать, но оба мечтают о том же самом – сделать миг веком.

Есть в русском языке одно слово, которое ни на какой другой не переводится, – слово «тоска».

Скандальный репортер о себе: «Разве можно приручить уссурийского тигра?»

Модельер З. (беседа на телеэкране): «Это плата за мой огромный талант», «душа моя – светла», «моя мощь – от Бога». Эфир окончательно обнажил и сам обезумевший балаган и помешавшихся скоморохов.

Был странный ежегодный обряд – первомайские лозунги партии и комментарии средств информации. «С огромным подъемом встретили шахтеры Мосбасса призывы Центрального Комитета». Не было худших пропагандистов, чем те, кто служил этой системе. Стоит только себе представить, как выглядит этот «огромный подъем». Вот встречают друг друга шахтеры на улице. «Ну что, Колян, слышал призывы?» – «Слышал, Серега, душа поет». – «Дай поцелуемся на радостях…» – «Давай, чертушка, и меня пробрало…» Все радостно поздравляют друг друга, лобзаются, кто-то уж очень чувствительный смахивает мужскую слезу. То же – и деятели искусств. Счастливый сияющий Шостакович душит в объятиях Хачатуряна.

«Я помню чудное мгновенье». И у самой Анны Петровны «чудный» – любимейший эпитет. Словарь ее вообще занятен, полон нездешнего очарования. «Барон Дельвиг, – пишет она, – лечился от воображаемых болезней у всяких эмпириков». Восхитительно.

Бюджет в России меньше, чем бюджет. Разменная монета политики. При этом – фальшивая монета.

Фраза из возможной рецензии: «Сводный хор сексуальных меньшинств с чувством спел баркаролу Глинки „Уснули голубые сегодня, как вчера”».

Едва различимые следы от пестрого хоровода женщин.

Сегодняшние охотнорядцы со сладострастием напускают туман вокруг Николая Мартынова, убившего Лермонтова: «Ну, еще бы… Соломонович… чего и ждать от такого?» Нужды нет, что Мартынов – майор, дворянин. Впрочем, ресурсы еще не исчерпаны. Был Евгений Абрамович Баратынский, а уж троюродный дядя Пушкина и вовсе был Яковом Исааковичем.

Всякая истина только версия.

Действующее лицо комедии – Прототип.

«Я слышу вкруг меня жужжанье клеветы. Решенья глупости лукавой, И шепот зависти и легкой суеты Укор веселый и кровавый». Какие сопоставления! «Лукавая глупость». А этот укор «веселый и кровавый»! Точно предвиденье знаменитого пасквиля, приведшего к крови.

Петр Первый лично казнил пятерых. Как не назвать его великим?

«Сладость неудачи», – пишет Иннокентий Анненский. Бесплодная попытка утешиться, заговорить постылую боль. Его эта сладость свела в могилу.

Каким восторгом светились лица в марте семнадцатого, в августе девяносто первого и как быстро они погасли, вылиняли. Коротко утро эйфории, и так бесконечна ночь отрезвления.

Удивительная позиция неокоммунистов: «Октябрьскую революцию совершили жидомасоны, но ее завоеваний мы не отдадим никому».

Все было. До уровня сексуальной свободы Римской империи еще надо добраться.

Весьма популярный певец Серов, признанный кумир молодежи, выступает по московскому радио в передаче, посвященной любви. Голос низкий, резкий, немного лающий, отвечает стремительно, энергично, с чувством громадного самоуважения. То и дело сбивается на монолог.

«Вы спрашиваете о любви. Знаете, я скажу откровенно: тут имеет большое значение то, что я пою не попсу, а серьезку. Я не скрываю – таков мой профиль. Что же касается вашей догадки, что я, должно быть, любвеобилен, то я могу парировать вам: жена у меня одна шесть лет. Конечно, женщины из-за меня с ума сходили, я не скрываю. На стадионах, когда я пел, просто рвали на мне рубашку. Но вот я однажды увидел Лену, и это был потрясающий шок. Я не скрываю – полный атас! Дело не в том, что у нее длинные ноги, что она эффектна, хотя, конечно, это меня сразу пробило. На ней было потрясающее платье, я, безусловно, испытывал нежность, этого я не хочу скрывать. Мне хотелось создать ей полный сервис. Но главное – заглянуть ей внутрь. Как личность она была никакая, мне понадобилось с ней провести огромную педагогическую работу. Но теперь я ею удовлетворен. Какие должны быть отношения между женщиной и мужчиной? Острота моего ума мне помогала. Я объяснил ей, что я презираю категорически эту попсу, железно исполняю серьезку. Поэтому мой идеал Фрэнк Синатра. Я ей сказал, что люблю ответственно. Это ей показало сразу, кто я, на какой я вершине. Я ей объяснил, что дело не в том, что у нее – потрясающие ноги. Женщина должна быть порядочной – такова моя философия. Конечно, семейные дрязги бывают. Что я делаю в тех печальных случаях, когда любовь моя ущемлена? Я беру саксофон и на нем играю какую-нибудь рок-композицию. Потом я сажусь в свой „мерседес“, врубаю немыслимую скорость и, таким образом, развеиваюсь. Вы видите, в этих отношениях много тонкостей, иначе быть не может. Мы, художники, – это особый мир. Я этого не буду скрывать. Рядом со мной находится дача знаменитого вокалиста, мы довольно часто беседуем. У него тоже бывают разнообразные проблемы. Я говорю своей жене: я люблю, когда ты мила и кротка. И это возлагает ответственность. В первую очередь – на тебя. Такова моя философия. Как видите, я ничего не скрываю».

После этого монолога на радиостанцию косяком идут звонки благодарных слушателей.

– Поздравляем вас с такой прекрасной женой. Спасибо вам за то, что вы показали пример настоящей большой любви. Желаем вашей замечательной семье счастья.

Серов (с достоинством): «Благодарю вас, всем спасибо. Для меня любовь это ответственность. Я говорю все откровенно».

Брак – это странный институт. Всю жизнь она провела в соперничестве, тайном и явном, с талантливым мужем. И вот его нет. Вдовство. Тоска. Однако ж, когда им восхищаются, сразу мрачнеет, сжимает губы, потом сдержанно произносит: да, он обладал обаянием.

Авторы делятся на тех, кто пишет и кто рожает. И со вторыми невозможно ни ужиться, ни договориться.

Когда метафизическое мироощущение опирается на бытовую почву, оно способно подняться