Верующие запели негромкий гимн. Некоторые бились лбами оземлю. Казалось, ей это нравится, во всяком случае она не возражала.

«Теперь вы должны вернуться в свои деревни, –продолжала она. – Вы должны рассказать всем, кто знал о существованиикровавого бога, что бог умер. Его уничтожила Царица Небесная. Царица уничтожиткаждого мужчину, который не перестанет в него верить. Благодаря Царице Небеснойна земле воцарятся мир и покой. Мужчин, угнетавших вас, ждет смерть, но выдолжны дождаться моего знака».

Она умокла, и опять послышались гимны. Царица Небесная,Богиня, Добрая Мать – старое молебствие, пропетое на тысяче языков, обрелоновую форму.

Я встряхнулся. Заставил себя встряхнуться. Необходимосбросить эти чары! Это просто трюк, проделанный с помощью той же силы, которойя совершал убийства, – нечто, поддающееся определению и измерению; но ееоблик и гимны действовали на меня как наркотик. Мягкое, обволакивающее чувство:все хорошо; все так, как должно быть; все мы в безопасности.

Откуда-то из залитых солнцем уголков моей памяти всплыл день– обычный день, – когда в мае месяце в нашей деревне среди благоухающихклумб мы короновали статую Девы Марии и пели прекрасные гимны. О, как же былокрасиво, когда к покрытой покрывалом голове Святой Девы подносили венок избелых лилий! В ту ночь я шел домой, распевая эти гимны. В старом молитвеннике янашел изображение Девы Марии, которое околдовало меня и переполнило мою душурелигиозным рвением… Совсем как сейчас…

А откуда-то из более потаенных глубин, куда солнце никогдане проникало, вырвалось осознание того, что если я поверю в нее и в ее слова,то эта неописуемая сцена, эта бойня, которую я устроил среди слабых ибеспомощных смертных, будет каким-то образом искуплена.

«Ты будешь убивать во имя меня и ради того, что начато мною,и я дарую тебе величайшую свободу: я скажу, что убить твоего смертного брата –правое дело».

– Идите, – громко сказала она. – Оставьтеэтот храм навсегда. Оставьте мертвых на милость снегов и ветров. Говорите сосвоим народом. Грядет новая эра, и те мужчины, кто прославлял смерть иубийство, получат свою награду; и вы обретете эру покоя. Я вернусь к вам.Я наставлю вас на путь истинный. А тем временем верьте в меня и в то, чемустали свидетелями. И скажите остальным, что они тоже могут уверовать. Пустьмужчины придут и узрят, что их ожидает. Ждите моего знака.

Единой массой ринулись они выполнять ее приказ; они побежаливниз по горной тропе к тем паломникам, кому удалось избежать резни;пронзительные, исступленные вопли наполнили снежную пустоту.

По долине пронесся ветер; из храма на вершине горы донессяновый глухой удар колокола. Ветер рвал с трупов скудные одежды. Пошел снег,сначала слабый, мягкий, затем – густой; он покрывал коричневые ноги, руки илица, лица с открытыми глазами.

Развеялась атмосфера благополучия, и все отвратительныеаспекты случившегося опять обрели очертания; никуда от них было не деться.Женщины, видение… Трупы в снегу! Неоспоримые свидетельства разрушительной игубительной силы.

Тишину нарушил тихий звук: внутри храма что-то падало иразбивалось…

Я повернулся к Акаше. Она неподвижно стояла на маленькомутесе, плащ свободно ниспадал с плеч, кожа казалось такой же белой, какпадающий снег. Ее глаза были устремлены на храм. Звуки не прекращались, и японял, что происходит внутри.

Разбиваются бочонки с маслом, падают канделябры. С мягкимшепотом огонь перекидывается на ткань. Наконец из колокольни и из-за заднейстены повалил дым, густой и черный.

Колокольня содрогнулась; страшный грохот эхом отразился отдалеких утесов, посыпались камни, и башня обрушилась на долину. Колокол, издавпрощальный удар, исчез в мягкой белой бездне.

Храм был охвачен огнем.

Мои глаза слезились от дыма, который вместе с угольками исажей пригнал к тропе ветер.

Я смутно сознавал, что, несмотря на снег, мне совсем нехолодно. Что после стольких убийств я не чувствую усталости. Моя плоть дажестала белее, чем раньше. И легкие впитывали воздух так свободно, что я неслышал звуков собственного дыхания; сердце билось тише и ровнее. Холоделатолько израненная душа.

В первый раз в жизни, будь то жизнь смертная илибессмертная, я боялся, что могу умереть. Я боялся, что она уничтожит меня,причем имея на то причины, потому что я попросту не смогу повторить то, чтосделал. Я не смогу участвовать в исполнении ее замысла. И я молился, чтобыобрести в себе силы отказаться.

Она положила руки мне на плечи.

– Повернись и посмотри на меня, Лестат.

Я исполнил ее просьбу. И опять передо мной предсталовоплощение самой обольстительной красоты.

«Я твоя, любимый. Ты – мой единственный настоящий спутник,мое самое отточенное орудие. И тебе это известно».

И вновь дрожь волной прошла по моему телу.

«Господи, где же ты, Лестат? Ты собираешься утаить то, что утебя на душе?»

– Акаша, помоги мне, – прошептал я. –Объясни. Зачем ты хотела, чтобы я совершил это убийство? Что ты имела в виду,когда говорила, что мужчин следует наказать? Что на земле воцаритсяпокой? – Какие глупости я произносил! Глядя в ее глаза, я мог поверить,что она – богиня. Она вытягивала из меня уверенность, как кровь.

Меня внезапно затрясло от страха. Затрясло. Я впервые понял,что значит это слово. Я хотел еще что-то сказать, запнулся, но в конце концоввыпалил:

– Во имя какой морали все это случится?

– Во имя моей морали! – ответила она с едвазаметной, но по-прежнему прелестной улыбкой. – Я есть причина, оправданиеи право, по которому это случится! – Ее голос похолодел от ярости, ноприятное выражение лица не изменилось. – Теперь послушай меня, прекрасныйпринц, – сказала она. – Я люблю тебя. Ты пробудил меня от сна радидостижения моей великой цели; мне радостно просто смотреть на тебя, видеть светтвоих голубых глаз, слышать твой голос. Твоего понимания боли не хватит, чтобыосознать, какую рану нанесла бы мне твоя смерть. Но звезды свидетели, тыпоможешь выполнению моей миссии. Иначе ты будешь лишь тем оружием, котороеположит всему начало, как Иуда у Христа. И я уничтожу тебя, как Христосуничтожил Иуду, когда ты перестанешь быть мне полезен.

Меня охватила злость. Я ничего не мог поделать. Внутри уменя все кипело.

– Да как ты смеешь делать подобные вещи?! –воскликнул я. – Отсылать прочь эти невежественные души, забив им головыбезумной ложью!

Она молча уставилась на меня; казалось, она меня ударит; еелицо застыло, как у статуи.