Вдалеке, на шоссе, проезжали грузовики, и их грохот наудушающей жаре походил на гром. Нищета действовала на меня как отравленный газ.Это запущенный край дикого сада, где не расцветает надежда. Это сточная труба.

– Но что мы можем сделать? – прошептал я. –Зачем мы здесь? – И снова меня поразили ее красота и выражениесострадания, внезапно появившееся на ее лице, и мне захотелось плакать.

– Мы можем исправить мир, – ответила она, –ведь я уже говорила. Мы можем превратить мифы в реальность, и настанет время,когда мифом станет то, что человечество когда-то дошло до такого упадка. Мыпозаботимся об этом, любовь моя.

– Но это им решать. Это не только их обязанность, этоих право. Как мы можем вмешиваться? Неужели наше вторжение в их жизнь неприведет к катастрофе?

– Мы позаботимся о том, чтобы не привело, –спокойно сказала она. – Ах, ты еще ничего не понимаешь. Ты не сознаешь,какой силой мы обладаем. Ничто не сможет нас остановить. Но пока ты должентолько наблюдать. Ты не готов, и я больше не стану подталкивать тебя. Когда тыснова начнешь убивать ради меня, ты будешь обладать непоколебимой верой итвердостью духа. Убедись, что я люблю тебя и понимаю, что сердце нельзявоспитать за одну ночь. Смотри, слушай и учись.

Она вернулась на улицу. Сначала она казалась просто хрупкойфигурой, двигающейся в тени. Потом я услышал, как в лачугах пробуждаются люди,увидел, как из домов выходят женщины и дети. Спящие тела зашевелились. Я юркнулобратно в тень.

Я дрожал. Мне отчаянно хотелось что-то сделать, умолять еепроявить терпение!

Но на меня опять снизошло ощущение покоя, идеальногосчастья, и я снова оказался во французской церквушке моего детства, передначалом песнопений. Сквозь слезы смотрел я на сияющий алтарь. Над цветамиблестела золоченая икона Святой Девы; верующие шептали Ave Maria, словнозаклинание. Я услышал, как под арками Нотр-Дам священники поют Salve Regina.

В голове раздался ее чистый голос, от которого невозможнобыло скрыться. Конечно же, смертные слышали его столь же отчетливо. Приказ небыл облечен в слова, но суть его не оставляла сомнений: установится новыйпорядок, новый мир, где угнетенные и больные наконец обретут покой исправедливость. Женщин и детей призывают восстать и убить всех мужчин вдеревне. Должны умереть каждые девяносто девять мужчин из ста, при этом каждыхдевяносто девять из сотни детей мужского пола также необходимо немедленноуничтожить. Как только это будет сделано повсеместно, на земле воцарится мир;войны прекратятся; наступят времена изобилия.

От ужаса я не мог ни двигаться, ни кричать. В панике я услышал,как взвыли обезумевшие женщины. Сонные бродяги поднялись со своих тряпок, нобыли отброшены к стене и умерли той же смертью, что и почитатели культа Азима.

В ушах звенело от криков. Как в тумане, я наблюдал забегущими людьми; мужчины выскакивали из домов, но падали в слякоть. Грузовикина дальней дороге вспыхнули, водители потеряли управление, завизжали колеса.Металл скрежетал о металл. Взрывались резервуары с газом; ночь озарилась яркимсветом. Перебегая от дома к дому, женщины окружали мужчин и избивали их всем,что попадалось под руку. Знавала ли прежде эта деревня, состоящая из хибар илачуг, такой подъем жизненной энергии, какой затопил ее сейчас во имя смерти?

А она, Царица Небесная, поднялась в воздух и парила наджестяными крышами, тонкая фигура, ослепительно сиявшая белым огоньком на фонеоблаков.

Я закрыл глаза и повернулся лицом к стене, хватаясь зарассыпающийся камень. Подумать только, мы с ней такие же твердые! Но мы некаменные. Нет, мы никогда не были каменными. И нам здесь не место! Мы не имеемправа.

Но невзирая на слезы я чувствовал, как меня опятьобволакивают чары; сладостное дремотное ощущение, как будто лежишь среди цветови в колдовском ритме играет медленная музыка. Я чувствовал, как в легкиепроникает теплый воздух; ощущал старые каменные плиты под ногами.

Передо мной с великолепием галлюцинации растянулись зеленыехолмы – мир без войн и лишений, где женщины могут ходить свободно и без страха,женщины, которых никто и никогда не спровоцирует на насилие, от природыприсущее каждому мужчине.

Против воли я медлил, не желая покидать этот новый мир,игнорируя глухой звук трупов, падающих на влажную землю, и последние крики ипроклятия умирающих мужчин.

Я видел, как преобразуются города; я видел улицы, надкоторыми не витает угроза бессмысленного разрушения; улицы, где неспешно ходятисполненные душевного спокойствия люди. Домам уже не нужно выполнять ролькрепостей, сады не нуждаются в оградах.

– Ох, Мариус, помоги мне, – прошептал я, когдасолнце залило обрамленные деревьями тропы и бесконечные зеленые поля. –Прошу тебя, пожалуйста, помоги мне!

Но тут меня поразило другое видение, рассеявшее чары. Сноваполя, но солнца нет; это реальное место – и я смотрел на него глазами того, ктос невероятной скоростью твердым шагом неуклонно двигался вперед. Но кто это? Икуда направляется? Это видение явно послано с каким-то намерением; оно слишкомсильное и настойчивое. Но зачем?

Оно ушло так же внезапно, как и появилось.

Я оказался все в той же аркаде разрушающегося дворца, средиразбросанных по земле трупов; сквозь арку виднелись суетящиеся фигуры;раздавались пронзительные победоносные, торжествующие крики.

«Выходи, мой воин, пусть они увидят тебя. Иди ко мне».

Она стояла прямо передо мной и протягивала руки. Господи,что они думают, глядя на нас? Сперва я не двигался, но потом уступил инаправился к ней, потрясенный, ощущая на себе восторженные взгляды женщин.Когда мы вышли к ним, они упали на колени. Она с силой сжала мою руку, и сердцемое упало.

«Акаша, это же ложь, ужасная ложь! И целый век здесь будутпожинать плоды посеянного сегодня зла!»

Вдруг мир накренился. Мы больше не стояли на земле. Онадержала меня в объятиях, мы возносились над жестяными крышами, женщиныкланялись, махали руками и утыкались лбами в грязь.

– Смотрите, чудо! Смотрите, Мать! Смотрите, Мать и ееАнгел…

В одну секунду деревня превратилась в крошечную россыпьпоблескивающих крыш, картина всеобщей нищеты распалась на мелькающие образы, имы снова поплыли по ветру.

Я бросил взгляд назад в тщетной надежде опознать это место –темные болота, огни близлежащего города, тонкую полоску дороги, где догоралиопрокинувшиеся грузовики. Но она была права – это действительно не имелозначения.

Что бы ни должно было случиться, оно уже началось, и я незнал, как это прекратить.