«Ну вот, момент настал, – подумалось мне. – Яумру, как Азим. И не смогу спасти ни Габриэль, ни Луи. Не смогу спасти Армана.Я не буду сопротивляться, потому что это бесполезно, – даже не шелохнусь.Если придется бежать от боли, уйду как можно глубже в себя. Я обретукакую-нибудь последнюю иллюзию, как Беби Дженкс, и буду держаться за нее, покане перестану быть Лестатом».

Она не двигалась. На горе догорал огонь. Снегопад усилился,и она стала похожа на безмолвный призрак, сама белая как снег.

– Ты действительно ничего не боишься, да? –спросила она.

– Я боюсь тебя, – ответил я.

– О нет, я так не думаю.

Я кивнул.

– Боюсь. И скажу тебе, кто я такой. Я мерзкий червь налице земли. И не более того. Гнусный убийца, охотящийся за людьми. Но я знаю,кто я! И не притворяюсь кем-либо другим. Ты же перед этими невежественнымилюдьми объявила себя Царицей Небесной! Как ты собираешься оправдать эти слова икак они отзовутся в недалеких наивных умах?

– Какая самонадеянность, – сказала она. –Какая невероятная самонадеянность, и все-таки я тебя люблю. Я люблю твоемужество, даже твою опрометчивую безрассудность, которая всегда тебя спасала. Ядаже глупость твою люблю.

Как ты не понимаешь? Нет такого обещания, которое я не моглабы сдержать! Я превращу мифы в реальность! Я и есть Царица Небесная! И Небесавоцарятся на земле. Я и есть именно та, кем себя называю!

– О Господи Боже, – прошептал я.

– Не говори пустых слов. Эти слова никогда ни для когоничего не значили! Ты стоишь рядом с единственной богиней, которую тебе сужденоувидеть. Ты – единственный бог, которого узнают эти люди! И теперь ты долженмыслить, как подобает богу, мой прекрасный. Ты должен перебороть свои ничтожныеэгоистичные амбиции. Неужели ты не понимаешь, что произошло?

Я покачал головой.

– Ничего я не понимаю. Я схожу с ума.

Она запрокинула голову и засмеялась.

– Мы – это то, о чем они мечтают, Лестат. Нельзя ихразочаровывать. Если мы их разочаруем, то предадим истину, заключенную в земле,по которой ступаем.

Она отвернулась от меня. Она еще раз поднялась на крайзаснеженного камня, где стояла прежде. Она смотрела вниз, на долину, на тропу,врезавшуюся в острый утес, на пилигримов, повернувших вспять, когда женщиныпередали им ее слова.

Каменный лик горы отразил раздавшиеся крики. Я слышал, кактам, внизу, умирают мужчины, – оставаясь невидимой, она поразила их спомощью своей силы, великой, полной соблазнов силы. Женщины, обезумев,заикаясь, бормотали о чудесах и видениях. Поднялся ветер и, казалось, поглотилвсе на свете – холодный, равнодушный ветер. На мгновение передо мной мелькнулоее мерцающее лицо; она приблизилась ко мне, и я подумал, что сейчасумру, – вот идет моя смерть… лес и волки… и негде спрятаться. Я закрылглаза.

Проснулся я в каком-то небольшом доме. Я не знал, как мытуда попали, сколько времени прошло с момента бойни в горах. Я тонул в мореголосов, то и дело погружался в сон, в ужасный, но знакомый сон. В этом сне явидел двух рыжеволосых женщин. Они стояли на коленях перед алтарем, на которомлежало тело, и готовились к ритуалу, к жизненно важному ритуалу. И я отчаяннопытался понять содержание сна, ибо от этого, казалось, зависело очень и оченьмногое. Я не должен больше забывать о нем.

Но потом сон померк. И вновь возникли голоса, замелькалинепрошеные образы.

В комнате, где я лежал, было грязно и темно, и к тому жемерзко пахло. В соседних домишках люди жили в нищете, детишки плакали отголода, повсюду стоял запах кухонных очагов и прогорклого жира.

Здесь шла война, настоящая война. Не разгром у горы, нообыкновенная война двадцатого века. Из мыслей страдальцев я выхватил ее вязкиекартины – горят автобусы, зажатые внутри люди бьются о закрытые окна;взрываются грузовики, женщины и дети бегут от пулеметного огня.

Я лежал на полу, словно меня туда бросили. А Акаша стояла вдверях, плотно закутавшись в плащ, оставив открытыми только глаза, ивсматривалась в темноту.

Поднявшись и подойдя к ней, я увидел грязный переулок – лужии маленькие хижины с жестяными крышами, а некоторым крышами служили промокшиегазеты. Прислонившись к грязным стенам, спали люди, завернутые с ног до головыв тряпки, похожие на саван. Но то были не мертвецы, и крысы, от которых онистарались укрыться, это понимали. Они обгрызали лохмотья, а люди дергались ивскрикивали во сне.

Здесь было жарко, отчего вонь мочи, фекалий и рвоты умирающихдетей только усиливалась. Я даже почувствовал запах голода корчившихся вспазмах детишек. И густой сырой запах канав и выгребных ям.

Это была не деревня; это был район лачуг и хижин, прибежищебезнадежности. Между домами валялись трупы. Болезни распространялась повсюду;старики и больные сидели в темноте, ни о чем не мечтая, разве что о смерти,где-то плакали дети.

В переулке показался едва держащийся на ногах ребенок сраспухшим животом, он кричал, потирая кулачком опухший глаз.

Нас он не разглядел. Он переходил от двери к двери и плакал,в тусклом свете поблескивала его гладкая коричневая кожа.

– Где мы? – спросил я.

К моему изумлению, она обернулась и ласково погладила меняпо лицу и волосам. Я испытал огромное облегчение. Но грубые страдания этогоместа были слишком велики, чтобы мое облегчение хоть что-нибудь значило.Значит, она не уничтожила меня; она привела меня в ад. С какой целью? Повсюдуцарили горе и отчаяние. Как можно изменить несчастную жизнь этих жалких людей?

– Мой бедный воин, – сказала она. В ее глазахстояли кровавые слезы. – Разве ты не знаешь, где мы?

Я не ответил.

Она медленно заговорила мне на ухо.

– Стоит ли перечислять все названия? – спросилаона. – Калькутта, если хочешь, или Эфиопия, или же улицы Бомбея; этибедные души могут быть крестьянами Шри-Ланки или Пакистана, Никарагуа,Сальвадора. Не важно, в каком мы месте; важно, что таких мест много, что онисуществуют вокруг оазисов твоих блистательных западных городов и вдействительности занимают три четверти мира! Прислушайся к их молитвам, дорогоймой; прислушайся к молчанию тех, кто научился молиться ничему. Ибо ничто – ихудел, как ни назови их город, нацию или племя.

Мы вместе вышли на грязную улицу; миновали кучи помета,гнусные лужи, изголодавшихся собак, бежавших нам навстречу, крыс, пересекавшихнаш путь. Мы подошли к развалинам древнего дворца. Между камней скользилирептилии. Чернота кишела мошками. У сточной канавы спали бездомные Дальше, вболоте, гнили раздувшиеся, всеми забытые трупы.