– Это твое настоящее имя?

– Что?

– Как тебя зовут?

– Эрни.

– Нет, я спрашиваю, как тебя зовут дома.

– Эрни, – повторяешь ты и в этот раз слегка хихикаешь, как персонаж мультфильма.

Эрни! Я вздыхаю. В этом имени не хватает достоинства, уважения, тайны, поэзии, всех тех составляющих, что необходимы для того, чтобы влюбиться. Только как мне сказать тебе об этом?

– Я буду называть тебя Эрнесто.

Так я тебя и зову. С той самой ночи звездопада, когда мы не увидели падающих звезд. Эрнесто – тогда и с тех пор.

Словно на картинке из мексиканского календаря El rapto, Эрнесто появляется в моей жизни, чтобы спасти меня. Его белый пикап поджидает меня у школы каждый день в три часа и спасает от Куки Канту и ее desesperadas[499]. Я всегда была мечтательницей, но все, что мне нужно, так это чтобы Эрнесто смотрел на меня, напоминая о том, что я не сгусток света, не пылинка, танцующая в лучах солнца.

Он фарфоровая солонка, мой Эрнесто. Muy delicado, так называли бы его по-испански, muy fino[500], словно он сигара. У него сильно потеют лицо и руки, а тонкие плечи слегка сутулятся, словно его тело говорит «не бей меня».

До появления Эрнесто Папа одаривал каждого приближающегося ко мне мальчика своим знаменитым петушиным взглядом, направленным в сторону, словно у него внезапно начался припадок и он не может смотреть ему прямо в лицо. Что же касается Эрнесто, думаю, Папа просто рад, что тот мексиканец.

Я верю в Святое провидение. Семья Кальдерон из Монтеррея, Мексика, и они все время ездят из Техаса в Нуэво-Леон. Когда Эрнесто увидел, как я кладу сметану на блинчики с мясом, то не сказал «фу», как другие дети из Сан-Антонио. Мне не приходится объяснять ему, что мы едим разную еду, в зависимости от того, из какого региона родом наши родители – про пустынный север Мексики с его tortillas из пшеничной муки и про юкатанский юг с его жареными бананами и черной фасолью. Про розовую фасоль и черную фасоль, про розовокожих мексиканцев и чернокожих мексиканцев и про все промежуточные оттенки кожи. Эрнесто нет нужды спрашивать, мексиканка ли я. Он и так это знает.

Уже сейчас, когда люди видят нас с Эрнесто вместе, это вызывает у них смех. Он настолько католик, что мои братья называют его «алтарник» у него за спиной, а меня «Лала, женщина-воин» в лицо, но это только понуждает меня к тому, чтобы еще больше оберегать Эрнесто от жестокости мира. Я-то привыкла к ней, но pobre Эрнесто с его нежным, словно яйцо всмятку, сердцем, понятия о ней не имеет.

По правде говоря, Эрнесто Кальдерон не намеренно смешон, а смешон от природы. На грани смешного. Понимаете, о чем я? Его шутки всегда немного не к месту.

– Так вот, учитель просит Хуанито придумать предложение со словами «попугай» и «ананас».

И Хуанито говорит: «Попугай ее, она нас не боится».

Lo más triste[501] – это Эрнесто на вечеринках. Он показывает карточные фокусы и плохие пародии – на ирландца с его акцентом, на итальянского туриста, на индусского святого. Он жалок. Но думает, что хорош. Бедняга. У него сексуальный голос, это да. У этого голоса бархатный оттенок, как у картинок с принцем Попо, нарисованных на черном бархате, что можно найти на блошином рынке. Царственный, как рокот барабана. Но худший в мире смех, я не шучу. Идиотский, как у гиены. Типа того, что заставляет посетителей ресторанов оторвать глаза от тарелок и спросить: «Боже, что это?»

Когда он смеется, то запрокидывает голову, словно мультяшный гиппопотам, выставляя на обозрение ноздри и все свои зубы. Так что становятся видны все его пломбы, и меня очень удивляет, что у него имеются лишние жевательные зубы, весь их набор, и это делает его похожим на чудище или кого-то в этом роде, только вот на это нельзя указать ему: «Ой, да у тебя лишние зубы, как это?» Ведь он очень уж чувствителен, и потому я ничего ему не говорю.

Эрнесто ведет меня смотреть «Хороший, плохой, злой», но, хотите верьте, хотите нет, когда мы приходим в кинотеатр, оказывается, что он идет вместе с дурацким фильмом-концертом Элвиса. И, разумеется, первым показывают фильм Элвиса. И он длится целую вечность. Ни Эрнесто, ни я не выносим Элвиса, но что нам остается делать? Мы приходим туда рано. И я рассказываю ему, что моего кузена назвали в честь Элвиса и что у Бабули каждый раз, когда она слышала его имя, случалась истерика.

– Правда?

– Богом клянусь. Спроси у моих братьев, если думаешь, что я вру.

Кто-то сзади все время сморкается так громко, будто играют побудку. Боже Всемогущий! Оглядываюсь через плечо и вижу в заднем ряду старую леди, прикрывающую лицо носовым платком.

И тут Эрнесто делает нечто такое, что заставляет меня забыть обо всем остальном. Пальцем он чертит у меня на ладони круг, затем еще один и еще, вырисовывая спираль. Кожу у меня покалывает, волоски на теле встают дыбом, я закрываю глаза. Это продолжается до тех пор, пока viejita в ряду перед нами не начинает откашливаться – отвратительное занятие, способное кому угодно испортить настроение.

Эрнесто продолжает играть моей рукой, теребит мою кисть, не обращая внимания ни на что, вот только я не могу не оглядываться на нарушительницу спокойствия – старперку, так похожую на мою Бабулю, – и тут Эрнесто берет в руки мое лицо и целует его, и этот поцелуй отдает попкорном и травкой. По правде говоря, он застает меня врасплох, и я почти игнорирую кашель позади.

Кто-то, должно быть, разворачивает taco или torta, потому что начинает пахнуть жареным мясом. И тут я распахиваю глаза и вижу ее. Ее, пахнущую barbacoa! Ужасная Бабуля сидит рядом со мной и смотрит, как Эрнесто Кальдерон целует меня!

– О боже! – говорю я и отталкиваю от себя Эрнесто. Хватаю сумочку и бегу к выходу, словно спасаюсь от пожара.

Эрнесто догоняет меня в коридоре, в руках у него хот-доги, но запах мяса вызывает у меня рвотный рефлекс.

– Эрнесто, просто отвези меня домой, ладно? Пожалуйста. Мне что-то нехорошо.

– А как же «Хороший, плохой, злой»?

– Я уже видела плохое и злое. Хорошее может подождать.

Я ничего не говорю Эрнесто про Бабулю. Позже, когда мы оказываемся в машине и я чувствую себя лучше, то начинаю думать, что это был кто-то просто похожий на Бабулю. Я испугалась призрака, вот и все. И Эрнесто возвращает меня в реальный мир с помощью чизбургера, жареной картошки в «Графе Абеле» и неудачных шуток об Элвисе Пресли.

Самое плохое в Эрнесто – то что он делает такие идиотские или выпендрежные вещи, как, например, носит куртку Levi’s с изображением побега марихуаны на спине, сделанным фломастером. Ну к чему это? С таким же успехом он мог бы привязать к спине табличку АРЕСТУЙТЕ МЕНЯ.