Мария всегда быстро принимала решения – и еще быстреестаралась воплотить их в жизнь. На следующий же день она послала одного из слугмадам д’Армонти на улицу Старых Августинцев с запиской, в которой просилаДанилу явиться к ней, а другого – на улицу де Граммон, в посольство, кСимолину. Вскоре оба курьера вернулись ни с чем: не застали дома ни того, нидругого. Хоть Мария и подивилась тупости обоих посыльных, не догадавшихсяписьма оставить вместо того, чтобы нести обратно, однако делать было нечего:пришлось ждать завтрашнего утра.

На следующий день лакеи вновь были отправлены по обоимадресам; Мария, от нетерпения не находя себе места, слонялась по саду,наслаждаясь картиною весны, как вдруг увидела, что дверь бокового входа – им непользовались, насколько знала Мария, даже слуги – распахнулась, и оттуда,согнувшись и крадучись, вышел довольно высокий молодой человек: белокурый,приятной наружности, которую несколько портила отвисшая нижняя губа,придававшая ему циничный вид. Впрочем, насколько было известно Марии, внешностьвполне соответствовала внутреннему содержанию: промелькнувший перед нею человекбыл не кто иной, как Пьер Шодерло де Лакло, автор книги «Опасные связи»,которая вышла в 1782 году и вызвала большой скандал в свете.

Мария отступила за куст, не желая быть замеченной. Что делалде Лакло у графини Гизеллы? Был он франкмасоном и считался одним из опаснейшихлюдей своего времени, – очевидно, именно поэтому герцог Филипп Орлеанский взялего к себе секретарем по особым поручениям. Герцог хоть и был братом короля,однако же считался ярым его противником. Когда началась подготовка к выборам вГенеральные штаты, Шодерло де Лакло по приказу герцога написал образец наказов,которые, по обычаю, должны были составлять избиратели. По мнению людей знающих,это была настоящая бомба, способная разрушить традиционную монархию: там, кпримеру, была статья, в которой говорилось, что, поскольку «все беды нацийпроистекают от произвола королевской власти, необходимо принять конституцию,которая определит права и короля, и нации». Ну и тому подобное. Когда об этомстало известно, Шодерло де Лакло перестали принимать в домах убежденныхроялистов, а ведь Гизелла д’Армонти вроде бы именно к ним и относилась… Что жемог делать в ее доме подобный человек?

Мария задумалась – и усмехнулась. Шодерло де Лаклопрославился не только своим любовным романом, но и своими любовными романами;вдобавок он постоянно имел на содержании актрис или танцовщиц и вел жизньвеселую. Не интрижка ли у него с Гизеллою? Ежели так, прекрасной графинеследует быть осторожнее: многие его бывшие любовницы узнали свои черты вперсонажах «Опасных связей» – к своему великому неудовольствию.

Не остеречь ли Гизеллу? Но как? Непрошеный совет, говорят,хуже обиды.

Мария была слишком скромна и по-прежнему бесхитростна. Ейдаже в голову не приходило, что де Лакло приходил из-за нее.

* * *

Назавтра Гизелла совершенно ошеломила Марию.

– Чем более проходит времени, тем чаще замечаю я, что мойбрат вам не по сердцу, дорогая Мария! – сказала она своей гостье.

– Я бы желала видеть его другом, а не возлюбленным. Таким жедругом, каким сделались мне вы!

Гизелла улыбнулась:

– Он будет вам другом! Он все готов отдать для вашегосчастья. А ведь вы несчастны, не правда ли?

Мария передернула плечами. Неужели это так явно?

– Брат не хотел этого видеть, но я решила открыть ему глаза:вы не будете счастливы с ним никогда, пока существует на свете барон Корф, вашмуж! Ведь так? Ведь так, не скрывайте!

– Что толку скрывать? Это правда.

– А если бы он погиб? Умер? – осторожно проговорила Гизелла– и тут же расхохоталась, замахала руками с притворным ужасом: Мария так иподалась к ней, гневно сверкая глазами. – Нет, нет, я не то хотела сказать!Храни господь вашего барона! Но эта любовь вам глаза закрывает, весь мирзаслоняет. Значит, нужно либо избавиться от него, либо покончить с вашиминедоразумениями.

Мария снова передернула плечами. Если бы это было так просто– покончить с недоразумениями! Сейчас она ругательски ругала себя за то, что несделала этого, когда появилась такая возможность. Со временем улеглась тяжкаяобида, явление «тетушки» и примирение с нею Корфа перестали казатьсяоскорблением и предательством. Сильвестр, конечно, так никогда не поступил бы –так ведь оттого Мария и не любит его, Сильвестра-то, который жизнь свою исудьбу своей страны бросил к ножкам обожаемой женщины. Оттого и любит она добезумия Димитрия Корфа, для которого честь и долг – превыше любви.

Когда Мария снова взглянула на графиню, то и взор, и лик еебыли ясны необычайно.

– Вы бесконечно правы, дорогая, – произнесла она сблагодарной улыбкою. – Я уезжаю к мужу. Сегодня же! И буду просить егопрощения, обещать… – У нее перехватило горло.

Гизелла поджала губы, покачала своей хорошенькой смолянойголовкой.

– Счастье, что мой брат не слышит вас! Он был бы глубокоразочарован, услышав, что его богиня желает припасть к стопам мужлана, которыйстолько лет пренебрегал ею.

– Я виновна пред мужем, – вскинула голову Мария, – однакоунижаться пред ним не намерена.

– И правильно! – горячо стиснула ее руки Гизелла. – Иправильно! Здесь надо поступить умно и тонко. Вам следует встретиться как быневзначай. Вот что, слушайте, я придумала! 27 апреля мой друг, маркиз деМонжуа, дает бал в честь открытия Генеральных штатов. Он чуть-чуть демократ,один из друзей герцога Филиппа, однако гостей умеет принимать как никто.Насколько мне известно, – продолжала она с тонкой улыбкою, – судьба французскоймонархии и трещины, которые дает трон, весьма волнуют Россию. Симолин собираетсведения где может… Корф непременно придет на этот бал! Клянусь вам!

И Мария не удержалась – бросилась к Гизелле и расцеловала еерумяные душистые щеки. Снова счастье было близко, так близко! Уж теперь-то онаего не упустит!

«Придет на бал» – очень точно сказано. Ибо лишь дамам, поснисходительности к их слабому естеству, а пуще того – для сбережения дорогихтуалетов, – дозволялось прибыть в предместье Сен-Жермен, где находился особнякмаркиза, в экипажах, – мужчинам же предписывалось непременно прийти пешком,«как все люди ходят», дабы таким обременительным для многих способомпередвижения продемонстрировать свое единство с народом. Ходили слухи, будто набал приглашен и Филипп Орлеанский, новое прозвище которого – Эгалите [111] –уже было на слуху, и, оправдывая его, он также отправится на бал пешком!

* * *