Вижу вашу усмешку! Слышу ваш хохот! И смеюсь вместе с вами.Шпага Луи де… по рукоятку в крови дуэльных жертв его, но то убийство из-заугла, причиной коему была его несчастная страсть к m-me де N… ах нет, у них всекончено и больше не вернется. Единственное, чего другу моему хотелось бы:никогда более не видеть ее, не слышать о ней ни слова, не получать писем,писанных ее рукою…»

Страница закончилась. Дальше следовала гнусная похвальба деВальмона о том, как он умело втирается в доверие к кавалеру Дансени, желаяовладеть «малюткой Соланж».

Мария закрыла роман, помедлила – и бросила его в камин.Пламень вздрогнул, распушил листы, позолотил, потом они сделалисьпрозрачно-алыми, потом начали обугливаться… Мария смотрела; щеки горели, вгорле першило от запаха жженой пыльной бумаги.

Синий окровавленный лоскут она убрала в шкатулку сдрагоценностями. Потом подошла к колокольчику, позвонила, а когда наконецпоявилась горничная – как всегда, с обиженным видом: зачем и кто осмелился еепозвать?! – приказала дать знать на конюшню, чтобы немедля закладывали карету.Холод, оледенивший ее душу и сердце по прочтении этих загадочных страниц, посчастью, не давал возможности размышлять и терзаться. Мария знала лишь одно: ейнеобходимо сейчас, немедленно увидеть Сильвестра или его сестру… зачем? Она исама толком не знала, однако собиралась с лихорадочной быстротой и быланеприятно поражена, узнав, что поехать никуда не может: кучера с утра нет.Приказала позвать старшего конюха. Тот угрюмо наябедничал, что кучер Дени(Данила, стало быть) вот уж какой день с утра до вечера где-то шляется, а наконюшне и так остался он один да грум, едва поспевают лошадей обихаживать, такчто госпоже баронессе следовало бы…

Мария, не дослушав, услала конюха.

Данилы нет? Что ж, и он заразился всеобщей страстью к бездельничаньюи крикам на митингах? Не оттого ли глядит в последнее время на барышню своютаким волком? Жаль, когда так…

Ждать она не могла. Ей надо было двигаться, идти куда-то,спешить. Оделась попроще, а потом, повинуясь неясному побуждению, поднялась вкабинет мужа, постояла там, глядя вокруг сухими глазами (слишком много слезбезвозвратной утраты пролила она здесь за эти полгода; не все ли ихвыплакала?); открыла большой шкаф, где Корф держал платье самых разныхсословий, даже крестьянское, необходимое ему, должно быть, для тайной егодеятельности, выбрала коричневый шерстяной плащ-рясу францисканского монаха[118], а из особого ящичка взяла узкий обоюдоострый стилет – и торопливо пошлапрочь.

Мария действовала не думая, словно по чьей-то подсказке,однако быстрая ходьба по улицам несколько охладила ее пылающий лоб и оживилапервые сомнения: что она скажет этим двум прежним друзьям своим? О чем ихспросит? Как осмелится выразить те дикие подозрения, которые внезапнопробудились в ней? Ведь доказательств того нет.

Она остановилась. Эта ряса, и кинжал, и безумие в помыслах…что на нее нашло? Надо вернуться и немедля начать собираться в Россию. С чегоона взяла, что нужна Симолину? Это лишь его добрая душа подсказывает обращатьсяк ней за помощью, чтобы она не чувствовала себя забытой, чтобы пребывала взаблуждении, будто способна хоть в малой степени заменить Корфа в защитеинтересов России, как часовой, вставший на смену убитому охранять границу своейстраны. Смена караула! Она воспринимала теперь жизнь свою в Париже именно так,но не пора ли похоронить своих мертвецов и расстаться с романтическом бредом, сэтими иллюзиями – опасными иллюзиями?

Мария вздрогнула, снова остановилась – и вдруг увиделаДанилу, который, не узнав ее, только что торопливо прошел мимо, явно преследуявысокого человека, одетого во все черное. Да ведь это… Сильвестр!

Забыв сомнения, Мария повернулась – и поспешила за ними,опять, как и час назад, подгоняемая неким наитием, объяснения которому дать онане могла – да и не пыталась.

* * *

Сперва показалось, что Сильвестр спешит к дому графинид’Армонти, однако на площади он свернул в другую сторону, к улице Карусели.Смутное подозрение, мелькнувшее у Марии, превратилось в уверенность, когдаСильвестр, не сбавляя шага, вошел в скрытую зарослями потайную калитку дома,где три или даже четыре года назад по наущению Марии дрался на дуэли с барономКорфом.

Данила прошмыгнул следом, а за ним, путаясь в траве и вполах своей длинной рясы, и францисканский монашек.

С изумлением Мария увидела, что здание по-прежнемунеобитаемо. Возможно, давние слухи о таинственной даме укрепились с тех пор,как Мария пыталась изображать ее вон в том окошке. Вьющиеся розы не оставили настенах даже малого просвета, так что они казались не сложенными из дикогокамня, а сотканными из листьев и цветов. Окно тоже почти все оплела зелень. Вонтам стояла Мария в тот день, стиснув платок, вся дрожа. И Сильвестр тоже стоялнедвижим, глядя в окно, будто завороженный, а потом вдруг выхватил шпагу ивступил в яростный поединок – сам с собой? или с воспоминанием?

Мария выглядывала из-за дерева, не веря глазам. Ей чудилось,будто Сильвестр в точности повторял тот самый поединок с Корфом: резкоенападение, отступление, замешательство – и снова выпад, выпад, выпад…

Одержал ли он воображаемую победу, просто утомился ли, новот опустил шпагу, замер – и вдруг, резко обернувшись, увидел Данилу, которыйне успел отпрянуть за угол, откуда наблюдал за этим подобием дуэли с прошлым.

Одним прыжком маркиз оказался рядом, схватил Данилу, гневновыкрикнув:

– Что тебе здесь нужно?! Ты шпионишь за мной?!

Данила не оправдывался, не сопротивлялся: чуть откинувголову, смотрел на маркиза с такой ненавистью, что у того вдруг ослабли руки,он слегка оттолкнул Данилу и, отведя глаза, пробормотал:

– Прочь! Прочь поди! Не то…

– Не то – что? – громко и ясно проговорил Данила. – Чтосделаете? Убьете и меня, как убили моего хозяина?

И оба враз оглянулись, пораженные коротким, болезненнымзвуком, раздавшимся из сада. Чей-то стон? Зов?..

Нет, это сойка – вон, выпорхнула из листвы, покружилась наддеревьями, испуганно клича, да и полетела прочь.

Мария стояла, обессиленно прижавшись к стволу старой яблони,и неподвижными глазами смотрела в просветы между ветвей. Полно, да птица ли этокружит над садом? Или ее измученная душа вырвалась в крике отчаяния, покинулатело и мечется туда-сюда, взывая о мщении?..

Да нет, не может быть, Данила с ума сошел!

Голос Сильвестра заставил ее встрепенуться.