Мария без труда усвоила сложную систему чисел, букв изнаков, составляющих основу шифров, и скоро это стало как бы еще одниминостранным языком, на котором, однако, можно было только читать и писать, ноне разговаривать. Это хаотическое нагромождение непонятностей, от котороговолосы дыбом вставали на голове у непосвященных, Мария постаралась сделать ещеболее сложным: Симолин писал свои донесения традиционно, по-французски; Марииэто казалось уступкой неприятелю, поэтому она сперва переводила все на русскийи только потом шифровала, превращая каждое донесение в неразрешимую загадку длявсех, у кого не было ключа к этому шифру. Симолин рассказывал, что одно изтаких донесений опередило курьера, везшего ключи к новому шифру, что вызвало вканцелярии Безбородко изрядный переполох; но с тех пор все улеглось, новаясистема шифровки была одобрена и вошла в разряд тех понятий, которые называютсякоротко и внушительно: государственная тайна. Так что если Симолин являлсяНестором [117] Французской революции, то Мария – его пером.

Она жила затворницей, не встречаясь даже с графинейд’Армонти и ее братом.

Удивительно: Сильвестр, которому по его положению страстновлюбленного полагалось бы обивать пороги молодой вдовы, сторонился ее, так жевела себя и «верная подруга» Гизелла, как если бы страшная смерть мужа оставилана челе Марии некое позорное клеймо.

Сильвестр и Гизелла ни разу о себе не напомнили, даже неприслали приличных случаю соболезнований.

Одна лишь Евдокия Никандровна не покидала «племянницу», иМария, в своем горе очистившаяся от таких мелочей, как обида, мстительность идаже страх за свою жизнь, вновь открыла сердце старой даме, стойкость которой ипреданность королевской семье в эти страшные и опасные дни всеобщегоотступничества не могли не восхищать молодую женщину, всегда питавшуювосторженную склонность к людям отважным, способным идти по своему пути безоглядки. Мария слишком хорошо знала, что сердце человеческое может включать всебя доброе и злое, истину и тьму, прекрасное и отвратительное, чтобы осуждатьхоть кого-то, тем более немногих своих друзей.

И вот еще что неразрывно объединяло их: ненависть к тойкровавой туче, которая плотно закрывала светлое небо Франции.

От смертоносного града один за другим уезжали, покидаяПариж, бывшие подруги и приятели графини Строиловой. Разрешение на выездиспрашивало у Национального собрания все большее число народу, но получить егоудавалось далеко не всем. В русском посольстве помогали желающим уехать, какмогли. По требованию государыни Екатерины Симолин составил списки всех русских,живших в это время во Франции, включая прислугу; таких набралось 32 человека.Их фамилии и род занятий были должным образом зашифрованы и переданы в Россию;однако список, раза в три больший первого, обильно уснащенный вымышленнымиименами, был передан Монморену для получения разрешения на выезд черезФранкфурт, и за Рейн благодаря тем спискам уже перекочевало немало французскихаристократов под фамилиями русских поваров, лакеев, горничных. Сами же русскиепока почти все оставались еще в Париже – и в их числе, разумеется, Мария, хотяматушка беспрестанно звала ее воротиться. Но здесь, на кладбище Сент-Женевьев,оставался узенький, поросший зеленью холмик, и Мария не могла оторваться отнего. К тому же Симолин и Евдокия Никандровна все чаще и чаще обсуждали при нейпроекты бегства из Парижа королевской семьи, туманно намекая племяннице, чтоможет понадобиться и ее помощь. Да что она может? Мария только плечамипожимала.

* * *

Однажды, ложась спать, она нашла в своей постели книгу. Этобыли «Опасные связи».

Найди она меж подушек бородавчатую жабу или паука, Мария ина них смотрела бы с меньшей брезгливостью. Образ распутного автора сегораспутного романа возник в ее памяти – с его скользящей походкою, вкрадчивойманерою, цинично оттопыренной губой, – и Мария передернулась от отвращения игорестных воспоминаний. Пьер Шодерло де Лакло стал для нее невольным символомтого странного вечера, когда погиб Корф, а потому Мария, побранив горничную,глуповатую и ленивую – да где взять другую? с прислугою нынче сделалось тяжко –француженку, заменившую Глашеньку, сама отнесла книгу в библиотеку, держа ееплатком с опаскою, словно ядовитое насекомое, и засунула на самую верхнююполку, во второй ряд. А следовало бы, наверное, бросить эту гадость в камин,потому что назавтра же, едва открыв глаза, Мария увидела «Опасные связи» наночном столике – и едва удержалась, чтобы не закричать от негодования. Вдобавокко всему в середине книги лежал какой-то грязный лоскут, что было уж вовсеомерзительно. Мария брезгливо схватила книгу каминными щипцами и понесла когню, да выронила.

Книга раскрылась, и лоскут сделался отчетливо виден Марии –это был обрывок синего шелка, на котором заскорузло пятно цвета ржавчины.

Мария как села на пол, так долго и не могла найти в себе силвстать и унять слезы. Перед нею, чудилось, могила разверзлась… мертвое лицоКорфа глянуло из бездны.

Однако плачь не плачь, а теперь уж не отмахнуться, чтобы непрочесть страницу, которая была заложена сей страшной закладкою. Ведь именнодля этого, конечно, и подложил Марии некто неведомый книгу.

«ПИСЬМО №… От Виконта де Вальмона к маркизе де Мертей.

Дорогой мой друг, я должен в очередной раз признать, что вы,как женщина, во много раз мудрее и дальновиднее меня, как мужчины. Не стануобобщать, ведь известно: я не слишком высокого мнения об умственныхспособностях слабого пола, однако вам отдаю должное. Вчера был у меня известныйвам Луи де… Он наконец получил письмо от m-me de N. …и что же? Клянется, что ниодна струна души его не дрогнула, лишь досада, как злая птица, подала свойголос и прокаркала: «Все кончено! Все кончено!»

Итак, у Луи де… с m-me де N. все кончено, как вы ипредсказывали. При всем том, что он о себе знает, при всем том, что о немговорят, он оказался то ли чересчур брезглив, то ли чересчур разборчив, то липочерк m-me де N. уже ему не по нраву, однако он понял, что не желаетпредаваться любовным забавам с женщиной, муж коей умерщвлен его рукой. И этопри всем том, что мы с вами восхищались изобретательностью Луи де…, а онпредавался глупейшему самолюбованию, как если бы курс интриг и уменияорганизовывать так называемые «несчастные случайности» не был им освоен всовершенстве. Вот злая шутка судьбы! Остается лишь подойти и взять желаемое, аон не может заставить себя протянуть руку.