Дженни подавила крик, когда, подбежав ближе, заметила егобезвольно висящую руку. Она остановилась перед ним и, повинуясь раздавшемусяиз-за боковой линии неистовому реву отца, дернула головой, обратив взгляд накопье, лежащее под ногами Ройса.

— Возьми его! — гремел отец. — Возьми копье, Дженнифер!

И тут Ройс догадался, зачем она пришла. Она пришла завершитьто, что начали ее родичи; она пришла отомстить на своего брата Уильяма. Нешелохнувшись, он глядел на нее, видя, как по прекрасному лицу катятся слезы икак она медленно наклоняется. Но не берет копье, не выхватывает свой кинжал, анакрывает ладонями его руку и прижимается к ней губами. Одурманенный болью,охваченный смятением, Ройс наконец осознал, что она опускается перед ним наколени, и из груди его вырвался стон.

— Милая… — потерянно вымолвил он, сжимая пальцы, пытаясьподнять ее, — не надо…

На глазах у семи тысяч зрителей Дженнифер МеррикУэстморленд, графиня Рокбурн встала на колени перед своим мужем, совершаяпубличный акт униженного покаяния, содрогаясь в неистовых рыданиях. Простоявтак достаточно долго, Дженнифер поднялась, сделала шаг назад, подняла к Ройсузалитое слезами лицо и расправила плечи.

Гордость вспыхнула в израненном Ройсе, ибо стояла она таквеличественно и победно, словно король только что возвел ее в рыцарскоедостоинство.

Гэвин, которого удерживал на месте Стефан, вцепившись вплечо, подскочил сразу же, как только тот его выпустил. Ройс обнял оруженосцаодной рукой и, хромая, заковылял с поля.

Уходил он под аккомпанемент почти такого же радостного хора,какой сопровождал его после победы над Макферсоном и Дюмоном.

Медленно, нерешительно и неохотно Ройс открывал глаза всвоей палатке на турнирном поле, приготовившись к взрыву боли, которая, как емухорошо было известно, возвращается вместе с сознанием. Но боли не было.

По доносившемуся снаружи шуму он рассудил, что поединки ещепродолжаются, лениво полюбопытствовал, куда делся Гэвин, и тут вдруг сообразил,что его кто-то держит за правую руку. Повернув голову, он глянул в ту сторону ина мгновение подумал, что бредит. Над ним склонялась Дженнифер, окруженнаяослепительно ярким нимбом солнечного света, льющегося через откинутый позадинее полог палатки. Она улыбалась ему с такой нежностью в прекрасных глазах, чтоон содрогнулся. Откуда-то издалека прозвучал мягкий голос:

— Добро пожаловать, мой любимый.

Внезапно он понял, почему видит ее в сияющем ореоле, почемуне чувствует боли, почему она говорит и глядит на него с такой невероятнойнежностью. И проговорил вслух, бесстрастно и твердо:

— Я умер.

Склонившееся над ним видение покачало головой и тихонькоприсело рядом. Нагнувшись, ангелоподобная дева откинула с его лба прядь черныхволос и улыбнулась, но длинные ее ресницы слиплись от слез.

— Если б ты умер, пришлось бы, пожалуй, мне выйти на поле ипоразить своего сводного брата, — поддразнила она, и в ее голосе еще слышалосьстрадание.

Кончики пальцев, лежавших на лбу, были холодными, иопределенно наяву он ощущал прикосновение ее бедра.

— И как бы ты это сделала? — спросил он.

— Ну, — сказало видение, склоняясь и нежно щекоча его губысвоими мягкими губками, — в прошлый раз я сделала вот как… Подняла забрало… и…

По губам его скользнул язычок, и Ройс задохнулся. Нет, он неумер. Ангелы, безусловно, так не целуют. Обвив здоровой рукой ее плечи, герцогпритянул ее и только вознамерился поцеловать, как его осенила еще одна мысль, ион нахмурился.

— Если я жив, почему мне не больно?

— Тетушка Элинор, — прошептала она, — составила специальноеснадобье, и мы заставили тебя его выпить.

Порвалась последняя паутина, опутывавшая его рассудок, и,блаженно вздохнув, он прижал ее, поцеловал и возликовал всей душой, ибо губы еераскрылись и она целовала его в ответ от всего сердца. Когда Ройс наконецотпустил ее, оба никак не могли отдышаться, страстно желая сказать слова,достойные быть сказанными в лучшем месте, чем тут, в палатке, содрогающейся отвоплей неистовой толпы. Через минуту Ройс спокойно спросил:

— Я тяжело ранен? Дженни перевела дыхание, закусила губу, иглаза ее затуманила боль от ран, полученных им по ее вине.

— Неужто дела мои так плохи? — хрипло допытывался он.

— Да, — шепнула она. — У тебя сломаны левая рука и трипальца. Раны на шее и под ключицей, которые, по словам Стефана и Гэвина, нанестебе Малькольм, длинные и глубокие, но уже не кровоточат. Глубокая рана на ногепросто чудовищна. Ты получил страшный удар по голове, должно быть, когда снялшлем и наверняка, — мстительно продолжала она, — когда на тебя напал кто-то измоих мясников-родичей.

Кроме того, ты весь жутко избит. Он удивленно приподнялбровь:

— Звучит не так уж и плохо.

Дженни заулыбалась при столь героическом заявлении, но онтихо, многозначительно добавил:

— И что дальше?

Она сразу поняла, о чем он спрашивает, представила, какиееще физические страдания выпадут на его долю, если он вернется и проведет ещеодин поединок, и сравнила с неизмеримым страданием, которое придется стерпетьего гордости, если он этого не сделает.

— Тебе самому решать, — отвечала она через минуту и, не всилах сдержать недобрых чувств по отношению к отцу и брату, закончила:

— Но там, на поле чести, где моя семья обесчестила себянынче, есть рыцарь по имени Малькольм Меррик, публично бросивший тебе вызов часназад.

Ройс погладил ее по щеке костяшками согнутых пальцев иласково уточнил:

— Можно ли заключить из сего замечания, что, по твоемуубеждению, я и впрямь способен побить его, пристегнув щит к плечу над сломаннойрукой?

Она склонила голову набок:

— А ты что скажешь?

Ленивая улыбка тронула краешки чувственных губ, которыевымолвили всего два слова;

— Не сомневаюсь.

Стоя возле палатки рядом с Ариком, Дженни смотрела, как Ройснаклоняется, чтобы взять у Гэвина свое копье. Он взглянул на нее, поколебалсядолю секунды — пауза эта почему-то показалась многозначительной, — потомповернул Зевса, направился было к полю, но тут Дженни сообразила, отчего онмешкал, и, окликнув, велела ему обождать.

Она влетела в палатку Рейса, схватила ножницы, которыми онипользовались, нарезая полотно для перевязки ран, вернулась к вороному скакуну,который уже не мог устоять на месте, роя землю передним копытом, остановилась иглянула снизу вверх на своего улыбающегося мужа. Потом наклонилась, отхватиладлинный кусок от подола синего шелкового плаща, дотянулась и привязала его кострию копья Ройса.