Но в целом мы были простым народом. Мы знали, что такоеписьменность – то есть саму концепцию. Но нам и в голову не приходило еюпользоваться, ибо слова обладали великой силой, и мы не смели записывать своиимена, проклятия или известные нам истины. Если кто-то узнает твое имя, то онсможет вызвать духов, чтобы проклясть тебя; в трансе он сможет покинутьсвое тело и прийти к тебе. Кто знает, какую силу можно вложить в его руки, еслион сможет написать твое имя на камне или на папирусе? Даже тем, кто этого неопасался, письменность казалась чем-то как минимум безвкусным.

А в больших городах письменность в основном использоваласьдля финансовых записей, которые мы, конечно же, могли хранить в памяти.

Фактически все знания нашего народа хранились в нашейпамяти; жрецы, совершавшие жертвоприношения богу быка – в которого мы, кстати,не верили, – передавали свои традиции и верования по памяти, а молодыхжрецов обучали при помощи зубрежки и стихов. Естественно, семейная история тожерассказывалась по памяти.

Однако картины мы рисовали; они покрывали все стены храмовбыка в деревне.

А моя семья, всегда проживавшая в пещерах горы Кармел,испещряла стены потайных гротов рисунками, которых никто, кроме нас, не видел.Таким образом мы делали своего рода записи. Но очень осторожно. Например, яникогда не рисовала ни себя, ни сестру, пока не разразилась катастрофа и мы ссестрой не стали тем, кто мы есть сейчас.

Но, возвращаясь к нашему народу, мы были мирнымидеревенскими жителями – пастухами, ремесленниками, торговцами. Когда воиныИерихона отправлялись на войну, к ним иногда присоединялась наша молодежь, ноисключительно по собственной воле. Им хотелось приключений, хотелось статьсолдатами и таким образом прославиться. Некоторые ходили в города, чтобыпосмотреть большие рынки, великолепие царских дворов, величественные замки. Акто-то ездил в порты Средиземного моря, чтобы увидеть огромные торговыекорабли. Но по большей части наша деревня вела ту же жизнь, что и на протяжениинескольких предшествующих столетий. И нас, сам не ведая о том, защищал Иерихон,потому что он был магнитом, притягивавшим к себе силы врага.

Никогда, никогда не охотились мы на людей, чтобы пожиратьплоть! Такого обычая у нас не было! Не могу передать вам, каким отвратительнымявлением представлялся бы нам подобный каннибализм – поглощение вражескойплоти. Ведь мы действительно были каннибалами, но поедание плоти имело особоезначение: мы поедали плоть своих усопших.

Маарет сделала паузу, словно хотела, чтобы каждый уяснилзначение этих слов.

Мариус снова увидел образы двух рыжеволосых женщин, стоявшихна коленях перед погребальной трапезой. Он ощутил теплое полуденное дыхание,почувствовал торжественность момента. Он постарался отогнать эти мысли исосредоточиться только на лице Маарет.

– Поймите, – снова заговорила Маарет, – мыверили, что при смерти дух покидает тело, но мы верили также, что, после тогокак уходит жизнь, в останках сохраняется крошечное количество силы. Например,личные вещи человека содержат частицу его жизненной силы, равно как и,естественно, его тело и кости. И конечно, когда мы поедали плоть наших усопших,мы поглощали и эти частички.

Но подлинная причина поедания усопших крылась в другом. Внаших глазах это был достойный способ отдать дань уважения останкам любимых. Мыпринимали в себя тела тех, кто дал нам жизнь, тела, породившие наши собственныетела. Таким образом цикл как бы завершался, а священные останки нашихвозлюбленных были спасены от чудовищного, кошмарного разложения в земле, или жеот зубов диких зверей, или от сожжения наравне с топливом или отбросами.

Если подумать, в этом есть логика. Но самое главное –осознать, что для нашего народа это было неотъемлемой традицией. Священнаяобязанность каждого ребенка состояла в поглощении останков родителей; священнойобязанностью племени было поглотить усопших.

Все до единого тела умерших в нашей деревне были поглощеныего знакомыми и родными. Не было ни одного мужчины, женщины и даже ребенка,хоть единожды не отведавшего мертвой плоти.

Маарет опять замолчала и, прежде чем продолжить, медленнообвела глазами присутствующих.

– Должна вам сказать, то не был период великих войн.Никто уже не помнил, когда Иерихон воевал в последний раз. Мир царил и вНиневии.

Но далеко-далеко, к юго-востоку от долины Нила, дикий народ,как всегда, воевал с племенами из южных джунглей, чтобы привести с собой добычудля вертелов и котлов. Ибо они не только поглощали с должным уважением плотьсвоих мертвецов, как делали мы, но и с упоением пожирали трупы врагов. Ониверили, что при поедании плоти в их тела переходит сила врага. К тому же имнравился вкус мертвечины.

Мы презирали их за это, я уже объяснила почему. Как можетчеловек пожелать плоти врага? Но, вероятно, ключевое различие между нами ивоинственными обитателями долины Нила заключалось не в том, что они пожиралисвоих врагов, но в том, что они любили воевать, а мы склонялись к мирной жизни.У нас врагов не было.

Так вот, когда нам с сестрой исполнилось по шестнадцать лет,в долине Нила произошли большие перемены. Так нам сообщили.

Старая царица этих владений умерла, не оставив дочери, чтобыпродолжить царский род. Среди многих древних народов царская кровь переходилатолько по женской линии. Так как ни один мужчина не может быть уверен в своемотцовстве, божественное право на трон принадлежало царице или царевне. Поэтомуегипетские фараоны более поздних времен часто женились на своих сестрах – чтобыобеспечить себе царское право на трон.

Так было бы и с молодым царем Энкилом, имей онсестру, – но сестры у него не было. У него не было ни двоюродной сестрыцарской крови, ни тетки, на ком он мог бы жениться. Но он был молод, силен итвердо намеревался править своей землей. Наконец он избрал себе невесту – не изсвоего народа, но из города Урука, что в долине Тигра и Евфрата.

Это была Акаша, красавица из царского рода и почитательницавеликой богини Инанны, – она могла бы привнести в страну Энкила мудростьсвоего народа. Так сплетничали на рынках Иерихона и Ниневии, так сообщаликараванщики, заезжавшие к нам, чтобы купить посуду.

Народы Нила уже были фермерами, но они предпочиталисельскому хозяйству охоту и войну ради добычи человеческой плоти. И это привелов ужас прекрасную Акашу, которая немедленно настроилась отучить их отварварского обычая – так мог бы сделать любой представитель более высокойцивилизации.

Вероятно, она принесла с собой и письменность, так как народУрука умел писать – они славились своими хранителями записей, – но,поскольку мы письменность презирали, этого я точно не знаю. Может быть,египтяне уже и сами начинали писать.