Мартин замолчал на миг, втайне надеясь, что ключникчто-нибудь скажет.

Но ключники никогда не давали ответов. Маленький ключниквозился в кресле, внимательно смотрел на Мартина и молчал.

– Лишь иллюзия непрерывности даёт силы жить, не замечая технас, что, будто тени, падают к ногам, – сказал Мартин. – При каждом шаге, прикаждом вдохе. Мы умираем и оживаем, мы оставляем мёртвым хоронить своихмертвецов. Мы идём, зная, что мы – частица, но надеясь, что мы – волна. У наснет выбора, как нет выбора у фотона, несущегося от звезды к звезде. И можетбыть, мы должны быть благодарны за то, что у нас нет выбора.

Мартин замолчал.

– Ты развеял мою грусть и одиночество, путник. Входи воВрата и продолжай свой путь.

Мартин кивнул, продолжая сидеть.

– Фотону, что выплеснула сверхновая, быть может, и мнится,что он частица. Никогда не интересовался, умеют ли фотоны думать, – сказалключник и улыбнулся, обнажая гладкие белые пластинки зубов. – Но и фотоноднажды закончит свой путь. На сетчатке твоего глаза или в фотосфере другойзвезды – не важно. Он всё равно не исчезнет бесследно.

Мартин кивнул и встал.

– Мне понравилась твоя аналогия, – сказал ключник. – Никогдане забывай – ты не только частица, ты волна.

– Ключник! – поражённо воскликнул Мартин. Но ключник незамолчал, встав с кресла. Он оказался совсем низеньким, по плечо Мартину.Смешное мохнатое коротконогое существо с глубокими тёмными глазами…

– Самая хитрая ловушка жизни – уверенность, что предстоитумирать, – сказал ключник, не отрывая взгляда от Мартина. – О, как легко ипросто было бы жить, зная, что ты смертен! Как волнительно быть всего лишьэлементарной частицей, несущейся сквозь вечную тьму! И как элементарно бытьвечной волной, неизменной не только в пространстве – во времени! Но любаякрайность губительна, Мартин. Отвергая вечность, мы теряем смысл существования.Но, отвергая изменчивость, мы теряем смысл самой вечности…

Ключник шагнул к Мартину, и тот с дрожью в теле ощутилприкосновение к запястью маленькой волосатой ручки.

– Страх – скорлупа разума, устрашившегося непознанного, –прошептал ключник. – Страх – свойство каждой личности. Но случается и так, чтострах становится свойством целого общества… Ты не должен бояться, Мартин. Ибострах убивает разум. Страх есть маленькая смерть, влекущая за собой полноеуничтожение…

Мартин нахмурился и продолжил:

– Я встречу свой страх и приму его. Я позволю ему пройтинадо мной и сквозь меня…[6]

Ключник расплылся в улыбке:

– Отправляйся на Шеали, Мартин. И сделай то, чему сужденобыть исполненным.

Он исчез так мгновенно и бесследно, что сознание не сразусогласилось принять это исчезновение. Мартину пришлось опустить взгляд, чтобыизбавиться от фантомного ощущения – руки ключника на своём запястье.

– Застрелиться и не жить, – пробормотал Мартин, осмысливаяслучившееся. – Быть того не может!

Только что он получил приказ от ключника!

Его, свежеиспечённого сотрудника госбезопасности России,призвали на службу всемогущие ключники!

– Мамочка, ну зачем я тогда поднял трубку… – прошепталМартин. – Почему я вообще не остался на Хляби, почему не пошёл в город заотваром из редких водорослей?

Но в этих словах было слишком много страха, чтобы Мартинузахотелось продолжать тему.

Центром города был храм.

Здесь хватало всего – и сверкающих высотных зданий из стеклаи металла, напоминающих архитектурные изыски аранков, и уютных коттеджей,окружённых палисадниками, и общественных сооружений вроде стадионов,супермаркетов, банков и школ (во всяком случае, их вполне сходных аналогов).

Но храм был сердцем города, его осью и стержнем, егокраеугольным камнем. Все дороги здесь вели к храму – серому каменному конусу,вознёсшемуся в небо на сотню-другую метров. Чем-то он напоминал Вавилонскуюбашню со средневековых рисунков: и крепкой основательностью всего строения, иведущей на самый верх дорогой, спиралью опоясывающей конус, и какой-то едвауловимой неправильностью, незаконченностью. Ровное, почти невидимое в дневномсвете пламя газовых факелов дрожало на самой вершине храма и в нишах, разбросанныхпо стенам. Ночью зрелище должно быть потрясающее…

Мартин достал фотоаппарат, сделал несколько снимков напамять. Подумал и решил, что храм Шеали напоминает ещё Станцию ключников наАранке – только воплощённую не в современных, а в природных материалах.

С пригорка, на котором стояла местная Станция, кстати –самая заурядная по архитектуре, вид открывался великолепный. На фоне синегонеба – исполинский серый конус в искрах факелов… И солнце стояло удачно, заспиной Мартина, высвечивая Джорк, столицу Шеали, во всей красе. А вокруг храма– паутина улиц, зелень садов, бегущие по дорогам машины, крошечные точкипешеходов… даже отсюда в их походке угадывалась характерная прыгучесть,доставшаяся шеали от птичьих предков.

На Мартина неспешно, солидно наползла тень. Над головойпроплывала сигара грузового дирижабля – шеали не любили слишком быстрых средствпередвижения. В блестящей металлической сети под дирижаблем болталась охапкабрёвен. Это тоже что-то напоминало… какую-то древнюю фантастическую картину натему грядущего покорения Сибири. В двадцатом веке «покорение» означало не чтоиное, как «разграбление природных ресурсов». Человек сказал Днепру… ипошло-поехало.

Мысленно Мартин притащил на Шеали эксперта ЭрнестоПолушкина, задрал тому голову – чтобы полюбовался дирижаблем, потом потыкал всторону города, машин, храма и небоскрёбов. И заорал – так же мысленно:«Говоришь, неразумны, теоретик хренов?»

Припекало. Редкие порывы ветра сразу приносили прохладу,всё-таки в этой точке планеты сейчас была ранняя весна, но ветер налетал редко,зато солнце жарило нещадно. Дожидаясь автобуса, Мартин взмок, разделся дорубашки и упаковал куртку в рюкзак. Стал уже подумывать, не раздеться ли допояса, но в этот момент на асфальтовой дороге, уходящей в сторону города, появилсяавтобус – не лишённая изящества машина на шести колёсах. Кроме совершеннолишней, с точки зрения Мартина, пары колёс, автобус мало чем отличался откакого-нибудь старомодного, но симпатичного «мерседеса» или «фольксвагена».

Автобус притормозил возле Мартина, открылась дверь. Тощийшеали, сидящий с ногами в напоминающем насест кресле, вскинул руки, говоря:

«Привет тебе. Ты едешь?»