Если когда-либо у меня были такие чувства, то теперь я незамечал их в себе.

У меня в груди гулко стучало сердце, руки отвратительноподрагивали. У меня появилась трусливая мыслишка, что Эрни может сегодняпопросту не приехать. А затем я увидел знакомый красно-белый кузов Кристины,свернувшей с дорожки и припарковавшейся на школьной стоянке. За рулем был Эрни,на нем была школьная куртка. Он не заметил меня и вышел из машины.

«Оставайся на месте, он пройдет мимо, — жарко прошептали всете же трусливые, малодушные мысли. — Он пройдет мимо, как все остальные, и неувидит тебя».

Вместо этого я открыл дверцу и вытащил наружу свои костыли.Затем перенес на них тяжесть своего тела и выпрямился. Из главного зданиядонесся первый звонок — Эрни опаздывал в школу. Раньше моя мама говорила, чтоон страдал чрезмерной пунктуальностью. Может быть, Лебэй не отличался ею.

Он приближался ко мне, держа книги под мышкой и глядя себепод ноги. Затем он поднял голову и увидел меня.

Его глаза расширились, и он автоматически повернулсявполоборота к Кристине.

— Что, за рулем уютнее? — спросил я. Он снова повернулся комне. Рот немного искривился — как будто на язык попало что-то невкусное.

— Как твои культяшки, Дэннис? — спросил он. Джордж Лебэйнамекал, что его брат умел находить у людей их больные места.

Я сделал два шага на костылях и несколько приблизился кнему. Он улыбался опущенными вниз уголками губ.

— Тебе нравилось, когда Реппертон называл тебя ПрыщавойРожей? — спросил я. — Тебе это нравилось настолько, что ты решил применять егоманеры к другим людям?

Мои слова что-то в нем задели — может быть, задели что-то вего глазах, — но на губах осталась все та же усмешка. Мне становилось холодно.Я не надел перчаток, и руки, сжавшие перекладины костылей, постепенно началицепенеть. Мы оба выдыхали белый пар, быстро растворявшийся в морозном воздухе.

— Ты помнишь, как в пятом классе Томми Денинджер называлтебя Жабой? — повысив голос, еще раз спросил я. Злоба не входила в мои планы,но я не мог сдержать себя. — Тебе это нравилось? А помнишь ли, как Лэд Смитгнался за тобой по улице и я встал на его дороге, чтобы спасти тебя? Ты ведьтам был, Эрни. Этот парень, Лебэй, пришел гораздо позже. Раньше нас было толькодвое.

И вновь попадание. Четверть оборота в сторону Кристины — воткого ему не хватает.

— Вот кого тебе не хватает, да? — продолжал я. — Парень, тыбез нее тоже, как без костылей.

— Не знаю, о чем ты тут болтаешь, — хрипло проговорил он. —Ты похитил мою девушку. Это главное. Ты все делал за моей спиной… Ты говнюк,такой же, как все. — Теперь он смотрел на меня, его глаза пылали яростью. — Ядумал, что могу доверять тебе, а оказалось, что ты хуже, чем Реппертон, — хуже,чем все остальные. — Он шагнул ко мне и, начиная свирепеть, выкрикнул:

— Ты похитил ее, говнюк!

— Нельзя похитить то, от чего ты сам отказался, — сказал я.

— О чем ты болтаешь?!

— Я болтаю о том вечере, когда она задыхалась в твоеймашине. О том вечере, когда Кристина пыталась убить ее. О том вечере, когда тыназвал ее сукой и велел убраться куда подальше.

— Этого никогда не было. Ты лжешь! Проклятый лжец!

— С кем я разговариваю? — спросил я.

— Не важно! — Его серые глаза казались огромными за стекламиочков. — Не важно, с кем ты болтаешь! Ты говнюк, ты дерьмовый говнюк и лгун.Это грязная ложь! Ничего другого я и не ожидал от такого вонючего лгуна, какты!

Еще один шаг навстречу. Его бледное лицо медленнопокрывалось багровыми пятнами.

— Эрни, ты разучился расписываться своим прежним почерком.

— Заткнись, Дэннис.

— Твой отец говорит, что в доме ты как чужой.

— Парень, я предупреждаю тебя.

— Излишний труд, — сказал я. — Я и так знаю, что должнопроизойти. И Ли тоже знает. То же самое, что произошло с Бадди Реппертоном,Уиллом Дарнеллом и остальными. Ведь ты уже не Эрни. Ведь ты — Лебэй? Ну, такпокажись, дай я взгляну на тебя. Я тебя уже видел. Я видел тебя в новогоднююночь и вчера, рядом с кафе. Я знаю, что ты здесь, к чему же ты прячешься?

И он показался… но только лицо Эрни не совсем исчезло, и этобыло ужаснее всех черепов и страхов, которыми полны детские комиксы. Лицо Эрниизменилось. Сначала на губах расцвела глумливая ухмылка. Все остальноепоявилось с последовательностью, которую я ожидал. Наконец я увидел РолландаЛебэя таким, каким его видел маленький Джордж.

Я помню о нем только одну вещь, но помню ее очень хорошо.Его злобу. Его постоянную злобу.

Он приближался ко мне.

У меня было время только на то, чтобы подумать о широкомшраме на локте Джорджа Лебэя. Он оттолкнул меня, а потом вернулся и швырнул наограду. Я почти слышал тот крик четырнадцатилетнего Ролланда: «Не путайся уменя под ногами, сопляк! Слышишь, не стой на моей дороге!»

Я видел перед собой Лебэя — человека, который никогда неотступал от своего. Задумайтесь: он никогда ни перед чем не отступал.

— Победи его, Эрни, — сказал я. — Слишком долго емууступали. Победи, убей его, заставь вы…

Он взмахнул ногой и выбил из-под меня правый костыль. Ясделал усилие, удержался… и тогда он выбил левый костыль. Я упал на утоптанныйснег. Он сделал еще один шаг и встал надо мной. Его лицо было твердым и чужим.

— Скоро ты получишь то, чего хочешь, — равнодушно произнесон.

— Эрни, — выдохнул я, — ты помнишь муравьиные города? Эрни,ты меня слышишь? Этот вонючий ублюдок никогда не строил муравьиных городов. Унего за всю его поганую жизнь не было ни одного друга.

И вдруг его спокойствие оказалось потревоженным. Его лицо —оно замутилось. Не знаю, каким еще словом можно передать то, что я увидел.Лебэй не сразу исчез. Он рассвирепел, почувствовав какое-то внутреннеесопротивление. Затем появился Эрни — обессиленный, пристыженный, но больше того— отчаянно несчастный. Затем его вновь сменил Лебэй, занесший ногу для удара помоей не защищенной ничем голове. Затем опять был Эрни, мой друг Эрни, однойрукой отбросивший волосы со лба, как он обычно делал в минуту смущения, и этоЭрни говорил:

— Ох, Дэннис… Дэннис… прости… я так виноват.

— Слишком поздно извиняться, друг, — сказал я. Медленно, сбольшим трудом я поднялся и вновь встал на костыли. Эрни ни одним движением непытался помочь мне, он стоял спиной к машине и смотрел на меня широкораскрытыми глазами.