— Вы знаете о письмах с угрозами, которые присылалиАртему Батуеву?

— Слышал. Мне говорили. Но, по-моему, это детские игры.Какой-нибудь уволенный клерк или разорившийся вкладчик. Наши хозяева своиденьги на «пирамидах» строили. Вот многие и разорились.

— А вашему подобные угрозы не поступали?

— Пока нет. И надеюсь, что не будет. Россия слишкомбольшая, слишком неуправляемая страна. У нас здесь все и всех знают, какоблупленных. У нас нельзя написать такое письмо и остаться неизвестным. Сразувычислят. Это Литва.

— Раньше к вам приезжал мистер Дуарте?

— Один раз был, — обернулся Годлин, — он,по-моему, приударяет за Кариной. Она ему импонирует. Сам дохлятик, хоть ивысокий, а любит грудастых и мясистых. А она спортсменка, вот его и потянуло.Пусть любит. Карина девочка умная, если он холостой, она его не отпустит. Еслиженатый, пошлет к черту и придумает что-нибудь другое.

— А жена Арнольда?

— Стерва, — коротко бросил Годлин, — типичнаястерва. По любому пустяку скандалит, ругается, злится. Невозможно угадать,когда у нее хорошее настроение, а когда плохое. Из-за любого пустяка можетвспыхнуть скандал. Не там положили книгу, не вытерли ноги, включили не тупрограмму телевидения, забыли вернуть на кухню стакан. Истеричная особа, совсемне может себя контролировать. Они чем-то похожи с Ритой. Но та болееблагоразумная, сдержанная и терпеливая. Слава Богу, что я Эльзе не подчиняюсь.У меня хозяин один — Арнольд.

— Но его вы не любите, — настаивал Абуладзе.

— Он не баба, чтобы я его любил, — ответилГодлин, — я получаю деньги за свою работу, а не за любовь. Для этого вПаланге есть мальчики и девочки, которые за гораздо меньшую сумму могутобслужить любого клиента. Вы тоже работаете не из любопытства. Сами знаете,какая зарплата у Шаталова. Больше, чем у многих министров. И в Литве. И вРоссии.

— Ветер усиливается, — показал на террасуАбуладзе.

— Обещали ураган, — поморщился Годлин, — нелюблю я этого места. Словно птичье гнездо. Внизу ничего нет. И их тропинку нелюблю. Я три раза пытался спуститься или подняться. Ничего не получается. И какэто Ференсасы наловчились по камням прыгать, до сих пор понять не могу. Хорошо,что есть асфальтовая дорога.

— А Мошерского вы давно знаете?

— Знаю, — Годлин угрюмо взглянул наАбуладзе, — лучше бы не знал. И он бы лучше нас никого не знал.

— Не понял?

— И не надо. Это к делу не относится. Это совсем другойцирк. Мошерский, говорят, был способный офицер, вот ему и нужно было сидеть всвоем управлении и брать взятки, а не лакействовать у банкиров.

— Злой вы человек, Годлин, — заметил Абуладзе.

— Еще скажите — горький. Я не злой, я нормальный. Выеще злых не встречали. Привыкли со шпионами общаться да с разведчиками. Вседруг другу «пардон» и «сорри» говорили. А у нас это просто. Один на спину, двоеноги раздвигают. И в лучшем случае палку достают. Рассказывать дальше, чтобывает, или сами знаете?

— Знаю.

— Вот, вот. Там злые и бывают. А на воле злые невстречаются. Они на воле жить не могут. Как звери-людоеды. Сразу на людейбросаются и себя выдают. Ну, их и стреляют. Всех стреляют. Чтобы другимнеповадно было людоедничать.

— Годлин, — позвал Якова Ференсас, — позвонив гараж и предупреди всех об урагане. Чтобы машины не выезжали никуда сегодняночью.

— Я уже позвонил, — спокойно ответил Годлин.

— Еще раз позвони, — нетерпеливо приказалФеренсас. Очевидно, на этот раз их пара проигрывала.

Годлин кивнул и вышел из гостиной. Абуладзе, пройдя черезгостиную, вошел в библиотеку как раз в тот момент, когда Дуарте, державший рукуКарины в своих ладонях, рассказывал ей что-то смешное. Увидев вошедшего, онневольно вздрогнул и выпустил руку Карины.

— Извините, — пробормотал Абуладзе.

— Не уходите, — позвала его Карина, — мистерДуарте как раз спрашивал про вас. Ему ужасно интересно. Я сказала, что выработали в русском ЦРУ, но он не понимает, что это такое.

— Я понимай, — возразил Дуарте, — но ЦРУ естьаналог КГБ, а Карина мне рассказывала, что вы были военный полковник.

— Я работал в военной разведке, — кивнул Абуладзеи, переходя на английский, добавил: — Ничего особенного, просто полковник. Влюбой армии мира, даже в американской, есть военная разведка.

— Вы так хорошо говорите по-английски, — всплеснулруками Дуарте.

— Не так хорошо, как вы по-русски, — возразилАбуладзе.

— Вы превосходно говорите, — вмешаласьКарина, — никогда бы не подумала, что вы так хорошо знаете иностранныйязык. В моем представлении бывшие офицеры Советской Армии нечто среднее междунашим Годлиным и вашим Мошерским.

— Они не так плохи, как вам кажутся, — возразилуже по-русски Абуладзе, — каждый по-своему довольно интересен.

— Я хотел у вас узнать, мистер Абуладзе, — сказалпо-русски Дуарте, — как вы, грузин по национальности, служили в русскойармии. Более того, вам позволили служить в разведке.

— Во-первых, я служил в Советской Армии. Во-вторых, нив Советской, ни в российской армии не делят офицеров по национальности. И,наконец, даже после Сталина в нашей бывшей стране грузин всегда принимали наработу, — пошутил Абуладзе.

— Сдаюсь, — расхохотался Дуарте, — с вамитрудно спорить. Хотите выпить? У нас есть две бутылки отменного кампари.

— Спасибо, я не пью.

— Напрасно. Я знаю рецепт неплохого коктейля.

— Извините, — Абуладзе вышел из библиотеки,столкнувшись с Мошерским. Тот стоял у дверей.

— Нечто среднее, — горько сказал он, повторяяслова Карины, которые он явно подслушал. — Вы «нечто среднее» между мной иГодлиным.

— Она пошутила, — пробормотал Абуладзе, — ине нужно все принимать так близко к сердцу.

— А я уже ни на что не реагирую, — отмахнулсяМошерский.

Абуладзе прошел в гостиную и не нашел там никого, кромесидевшей у телевизора Ольги.

— Все разошлись, — понял Абуладзе.

— Кто куда, — кивнула Ольга. — Женщины дажерешили одеться и выйти на веранду, хотя там такой ветер. Делать им нечего,поэтому и бесятся. А мужчины, кажется, хотят подкрепиться. Кухарка уже уехала,и Арнольд предложил нашему Батуеву самим поискать на кухне что-нибудьсъедобное.

— А почему вы не идете спать?

— Не знаю. Не хочу. Говорят, будет какая-то музыкальнаяпередача.

Абуладзе нахмурился. Потом спросил:

— Мужчины уже на кухне?

— Нет. Оба поднялись вместе с женами. Но сейчас всевернутся.