Третья и последняя задача — внимательно просмотреть, где можно, обнажения горных пород, отметить их на карте, зарисовать и записать, взять хорошие образцы этих пород.

Все остальное — уже сверх программы и зависит и от вас и от случая.

Наконец — об исполнителях, об «ответственных исполнителях».

Проверку карты следует, по-моему, поручить Сергею, хотя бы для того, чтобы в будущем не блуждать, — подмигнул в сторону Сергея Николай Степаныч.

Сергей покраснел.

— Фотосъемку и зарисовки, — продолжал Николай Степаныч, — конечно, Михаилу, — он у нас общепризнанный художник и фотограф.

Ну, а геология остается на долю Дмитрия. Итак, роли, как будто, распределены.

— Не совсем, — возразил Дмитрий. — А кто же будет возглавлять нашу экскурсию?

— Гм, громко сказано, — усмехнулся Николай Степаныч. — Ну, что же, если так нужно, предлагаю в «начальники» Михаила. Согласны?

Никто не возражал, У «начальника» лицо стало очень важным.

— Да, — вспомнил еще Николай Степаныч, — а как же мы назовем эту экскурсию? У нее три основных задачи, следовательно, она по существу — комплексная. Назовем ее «Экскурсия юных натуралистов бассейна верхней Угры»? Идет?

— Ура! Да здравствует «экскурсия юных натуралистов»! — восторженно закричал Сергей, бросая вверх шапку.

— Да здравствует ее доблестный начальник! — подхватил Дмитрий.

И оба они начали тормошить Михаила.

— Да ну вас! — отбивался тот.

Ермилыч добродушно усмехался и покачивал кудластой головой: «Эх, молоды еще!»

Сборы начались с вечера. Ермилыч готовил патроны, смазывал и чистил ружья, осматривал обувь. Михаил заряжал кассеты, подбирал карандаши, блокноты.

Сергей с Дмитрием хлопотали больше всех — ведь у них была такая ответственная задача — проверка карты и изучение недр.

Один лишь Серко оставался спокойным. Он нежился около нодьи и не обращал внимания на мошкару, десятками застрявшую в его густой шерсти.

Кончены сборы и наставления старших. Нужно покрепче уснуть — завтра далекий и неизвестный путь.

Рано утром «Экскурсия юных натуралистов» вышла из лагеря.

— Помните, ребята, — поменьше выстрелов, побольше наблюдений, — напутствует их Николай Степаныч.

Путешествовать по карте в классе или дома легко. Но пробираться по тем местам, которые изображены на гладкой бумаге — совсем другое дело. Единственный путь — извилистое русло быстрой Шудьи.

Впереди «начальник экскурсии» — Михаил. Бессознательно подражая Ермилычу, он идет неторопливо, немного наклонившись вперед и стараясь придать своему юному и живому лицу каменно-равнодушное выражение старого опытного охотника.

За ним гуськом идут остальные.

Идут тихо, напряженно всматриваясь в окружающий лес.

Только Серко не соблюдает исследовательских приемов — он то бежит впереди, то пропадает в лесной чаще, откуда порой доносится его громкий заливистый лай.

Вот и сейчас… Из дремучей трущобы послышался его лай, с новыми, неизвестными ребятам оттенками.

— Уж не медведь ли? — забеспокоился Михаил и, остановив жестом товарищей, начал осторожно пробираться на лай. Ружье — на-готово.

— Тьфу, дурачина ты этакий, — послышался через минуту его голос из чащи. — Идите-ка сюда, посмотрите, кого нашел Серко!

Ребята подошли на зов, увидели, в чем дело, и звонко расхохотались.

Серко яростно наскакивал на какие-то желтовато-серые пушистые комки и тотчас же испуганно-сердито отступал. Это была тройка еще не совсем оперившихся и не умевших летать совят. Крупные, величиной чуть не с курицу, они прижались друг к другу, свирепо вращали большими янтарно-желтыми глазами и молча мужественно отбивались изогнутыми клювами, крыльями и когтистыми лапами.

Храброго Серка отстранили. Когда же лесные дикари немного успокоились и замерли, — Михаил сделал фотографический снимок. Это был замечательный трофей, гордость Михаила. Еще бы, ему удалось заснять редких птиц в естественной обстановке, что не всегда удается и настоящему натуралисту!

— Нужно одного взять для чучела, — предложил Дмитрий.

Но Михаил строго посмотрел на него и напомнил слова Николая Степаныча:

— Поменьше выстрелов, побольше наблюдений. Разве не достаточно снимка и описания? Запиши, сделай милость, все, что видел, в свой блокнот — и баста!

Дмитрий сконфуженно почесал затылок и полез в сумку за блокнотом.

— Везет Мишке, — завистливо подумал он, — пещеру открыл, а сегодня этот снимок. Ну, да подождем, может быть, и мне что-нибудь удастся.

Дорога — типичная шохра. На влажной, почти сплошь покрытой моховым ковром, почве — ель, пихта. Много погибших деревьев стоят, прислонившись к живым. Здесь так тесно, что упасть некуда, и часто засохшее дерево стоит многие годы, пока не разломится на куски и не свалится на землю. Здесь оно быстро превращается в труху, и тогда на нем выростает молодняк, чтобы потом, и самому состарившись, дать дорогу другим. Так идет круговорот жизни.

Иногда попадались более высокие и сухие участки, и на смену хмурой ели приходили веселые сосны, вересовник, а по берегу речки буйно разрастались рябина, шиповник и малина, с начинавшими уже созревать ягодами. Часто встречались маленькие полосатые бурундуки[6], они легко бегали по деревьям, становились на задние лапки и задорно посматривали сверху на двуногих чудовищ.

К вечеру добрались до высокого водораздела между Шудьей и Вадьей. Это был тот «волок», который по указанию Ермилыча нужно было пересечь в западном направлении, чтобы попасть на Вадью.

Пора на ночлег. Приют им дала старая раскидистая сосна.

— Ребята, давайте устроимся по-робинзоновски, — предложил Сергей.

— Как это? — не понял Михаил.

— Устроим на ветвях настил и расположимся как на балконе.

— Вечно ты, Сережка, с фантазиями, — осадил его Михаил. — Ну, чего ради громоздиться на куриный насест?

— Для безопасности.

— Да кто же тебе угрожает? Сам знаешь, что на огонь никто из зверей не посмеет подойти.

— Ну… — Сергей запнулся. — Змеи, например.

— Выдумываешь. Никаких змей здесь нет.

— Ну, мало ли что еще, кроме змей, может повредить, сырость, например, — защищал свою затею Сергей.

К нему присоединился Дмитрий, и «начальник экскурсии», махнув рукой, согласился.

Нарубили еловых жердочек, расположили их помостом на двух толстых горизонтальных сучьях, устлали пихтовыми ветками — и великолепная спальня готова. А внизу под сосной соорудили нодью, конечно, не такую, как налаживал Ермилыч, но все же не плохую. Горит ровно и хватит на всю ночь, а больше ничего и не надо.

Когда после сытного ужина захваченными из лагеря холодными рябчиками и набранными по дороге белыми грибами улеглись на «балконе», — то даже Михаил нашел, что это совсем не плохо.

Легкий ветерок слегка покачивал сосну вместе с «балконом». А в ажурных прорезах темной хвои сверкали звезды — такие прекрасные и манящие, что не хотелось ни о чем говорить, ни о чем думать и только смотреть, не отрываясь, в беспредельную глубину северного неба.

Серко чутко дремал внизу, около нодьи. Он остался на-страже.

Под его надежной охраной спокойно уснули юные натуралисты.

Внизу, у самой речки, под покровом безлунной ночи, беззвучно и осторожно пробирается семейство лосей.