Они подошли ближе. Планка безопасности была опущена клентам, ведущим внутрь.

Хантон положил на нее руку.

— Пора, Марк. Давай банку и говори, что делать.

— Но…

— Не спорь.

Джексон дал ему сумку, которую Хантон поставил на панельуправления. Он достал Библию и вручил ее Джексону.

— Я начну читать, — сказал Джексон, — Когда дам знак, брызнипальцами святой воды на машину и произнеси: «Во имя Отца, и Сына, и СвятогоДуха, изыди, нечистый!» Понял?

— Да.

— Когда я дам знак второй раз, полей водой и еще раз скажимолитву.

— А как мы узнаем, если подействует?

— Увидишь. Эта тварь выбивает все окна в здании, котороепокидает. Если не сработает в первый раз, будем повторять еще.

— Что-то мне страшно, — сказал Хантон.

— Это естественно. Мне тоже.

— Если мы ошиблись насчет славной руки…

— Мы не могли ошибиться, — сказал Джексон, — Начнем.

Он начал читать. Голос его эхом отдавался в пустотепрачечной.

«Не молись идолам, и не твори себе богов. Я есть твойГосподь и Бог…» — слова, как камни, падали в темноту машины, откуда внезапнопахнуло зябким, могильным холодом. Давилка стояла спокойно и молчаливо всиневатом свете, и Хантону казалось, что она издевается.

— «И земля изблюет тебя из недр своих, как изблевалаплемена, бывшие до тебя», — читал Джексон, лицо его напряглось, и он подалзнак.

Хантон брызнул святой водой на ленты. Раздался внезапныйжуткий скрежет терзаемого металла. Дымок пошел от брезента там, где на негопопали капли. Давилка вдруг снова заработала.

— Действует! — прокричал Джексон сквозь нарастающий гул, —Зацепило!

Он начал читать снова, повышая голос из-за шума машины.Когда он снова дал знак, Хантон вылил воду. Тут его охватил внезапный,пробирающий до костей, ужас, ощущение, что он зря сделал это, что машинасильнее и просто играет с ними.

Голос Джексона становился все громче, достигнув предела.

В арке между моторами запрыгали голубые искры, воздухзаполнил запах озона, похожий на запах теплой крови. Главный мотор дымился,давилка работала с ненормальной, бешеной скоростью; палец, прижатый к одной излент, мог затянуть все тело в машину и за несколько секунд превратить его вкровавую кашу. Бетон у основания трясся и гудел.

Главный механизм озарился пурпурным светом, наполнив воздухдыханием грозы; давилка работала быстрее и быстрее; ленты, цилиндры и передачидвигались с такой скоростью, что казалось, они плавятся, перемещаются,преобразуются во что-то иное и невероятное.

Хантон, который стоял, как зачарованный, внезапноотшатнулся.

— Беги! — крикнул он сквозь невыносимый грохот.

— Мы уже почти одолели его! — прокричал в ответ Джексон, —Почему…

Тут раздался ужасный треск, и в бетонном полу между нимиразверзлась трещина. Из нее вылетали куски старого цемента.

Джексон взглянул на давилку и закричал. Она пыталасьвырваться из каменного пола, словно динозавр, завязший в болоте. И это уже небыл гладильный автомат. Машина преобразилась. Пятисотвольтный кабель рухнул нацилиндры сверху, разбрасывая голубые искры. На миг два огненных шара уставилисьна них, как блестящие глаза, полные неутолимого, животного голода.

Еще одна трещина появилась на полу. Давилка тянулась к ним,пытаясь освободиться из бетонного плена. Казалось, она со злобой на нихсмотрела; планка безопасности слетела, и Хантон увидел раскрытую, алчную пасть,из которой валил пар.

Они повернулись, чтобы бежать, и новая трещина разверзласьпрямо у их ног. Позади раздался страшный треск, когда она вырвалась из бетона.Хантон бежал впереди и не видел, как Джексон споткнулся и растянулся на полу.

Когда Хантон оглянулся, громадная уродливая тень подняласьвверх, заслонив свет.

Она нависла над Джексоном, который лежал на спине, скованныйстрахом — как жертва на алтаре. Хантон успел заметить над собой что-то темное игромадное, со светящимися глазами размером с футбольные мячи и жадно разинутымртом, в котором полоскался брезентовый язык.

Он бежал; вопли умирающего Джексона преследовали его.

Когда Роджер Мартин встал с постели, чтобы открыть дверь, онпроснулся только наполовину; но вид ввалившегося в дом Хантона резко вернул егок реальности.

Глаза Хантона были безумно выпучены, и его руки тряслись,когда он цеплялся за пижаму Мартина. На щеке у него было царапина, лицо вгрязных цементных потеках.

Волосы его были совершенно седыми.

— Помогите… Ради Бога, помогите! Марк погиб… Джексон… погиб.

— Погодите, — сказал Мартин, — пойдем в комнату. Хантонпобрел за ним, издавая горлом какой-то скулящий звук. Мартин налил ему солиднуюдозу виски, и Хантон, схватив стакан обеими руками, осушил его в один присест.Стакан упал на пол, и руки, как магнитом, снова притянулись к лацканам Мартина.

— Давилка убила Марка Джексона. Она… она… О Боже, она жевырвалась! Если она придет сюда, нам конец! Мы не сможем… не… — он началрыдать, глухо, с завыванием, страшно.

Мартин попытался налить ему еще виски, но Хантон оттолкнулстакан.

— Надо сжечь ее, — с трудом проговорил он, — Сжечь, пока онане вырвалась. О, если она вырвется! Если… — глаза его внезапно закатились,блеснув белками, и он свалился на ковер в глубоком обмороке.

Миссис Мартин стояла в дверях, придерживая халат у горла.

— Кто это, Роджер? Он, что, не в себе? Мне кажется…

— Я не думаю, что он не в себе.

Ее поразило выражение страха на лице мужа.

— Господи, только бы они приехали поскорее!

Он шагнул к телефону, набрал номер, прислушался. И услышалстранный нарастающий шум к востоку от дома, там, откуда пришел Хантон. Низкое,тяжелое гудение, все громче и громче. Окно комнаты открылось, и Мартин почуял ввоздухе странный запах. Озон… или кровь…

Он еще держал в руке бесполезную трубку, когда на улицуступило что-то раскаленное, дышащее паром, гудя и скрежеща. Громче и громче.Запах крови заполнил комнату.

Его рука выронила трубку.

Было уже поздно.