В переходе она затормозила у ларька сигрушками и восторженно взвизгнула:

– Ой, какая прелесть! Купи!

Я проследила за ее пальцем, указывающим наплюшевую собачку, и, решив не потакать капризам, категорично отрезала:

– Никогда!

– Почему? – оторопела Лиза.

– Денег нет.

– Как – нет?

– Кончились.

– Почему кончились? – недоумеваладевочка.

– Потому что все вышли. Ты что, незнаешь, как деньги заканчиваются?

– Нет, – совершенно искреннеответила она и добавила: – У папы они всегда есть.

– Папа умер, – жестко сказалая. – Нам надо жить по средствам.

– А-а, – протянула Лиза и уточнила:– Значит, не купишь?

– Нет.

Из глаз девчонки полились крупные слезы, но яне дрогнула и всю дорогу до дома слушала душераздирающие всхлипывания. УжинатьЛиза не стала и демонстративно удалилась в детскую. Я решила сделать вид, чтоничего не произошло, и крикнула:

– Чисти зубы и укладывайся!

– Не буду, – донеслось в ответ.

Я поставила чайник и вытащила тетрадь длярасходов. Трачу не свои, следует аккуратно записывать. Итак, тысяча рублейотдана адвокату на передачу…

– Зубы почищу, только если принесешьсобачку, – сказала Лиза, просовывая голову в кухню.

– Бога ради, не чисти.

Она удивилась:

– Ты не настаиваешь?

– Зачем? Твои зубы – тебе с ними имучиться, начнется кариес…

– И тебе все равно?

– Абсолютно, – заверила я ее. –Мне со своими забот хватает.

– Есть хочу!

– Возьми в холодильнике.

– Дай!

– Извини, я занята.

Лиза разинула рот:

– Чем?

– Своими делами. Думаю, будет правильно,если ты мне сделаешь чай и бутерброды.

– Я тебе? – обомлела она.

– Конечно. Приготовь повкусней и отнеси ктелевизору. Закончу писать, и посмотрим фильм.

– Вместе? – вновь остолбенеладевчонка.

– Конечно. Попьем чайку, поболтаем.

– Со мной никто не пил чай утелика, – пробормотала Лизавета.

– Да? А вот мы с Кирюшей частенькобаловали себя таким образом.

– Кто это – Кирюша?

Решив не вдаваться в подробности, я ответила:

– Мой сын.

– А с кем он сейчас?

– Уехал в Америку со своей матерью.

– Как это? – изумилась Лиза. –Твой сын уехал со своей матерью?

Я оторвалась от расчетов.

– Потом объясню, а сейчас сделай милость,не мешай. Видишь, деньги считаю.

– Ты же говорила, что их нет!

– На игрушки нет. Это на еду.

Лиза обиженно засопела. Я вновь взялакалькулятор, краем глаза наблюдая, как она вытаскивает из холодильника сыр.Потом она несколько раз пыталась привлечь меня к приготовлению еды, вскрикивая:

– Лампа, отрежь масло!

Или:

– Где лежит хлеб?

Но я не поддалась на провокации. Вмешаласьтолько один раз, когда увидела, что Лиза пытается залить пакетик с «Ахматом»чуть теплой водой, а не крутым кипятком.

Примерно через полчаса мы сидели у нее вкомнате. Перед нами на тарелочке лежали чудовищного вида бутерброды. Огромные,толстые, кое-как отрезанные кусищи белого хлеба, обмазанные сливочным маслом.Сверху красовались ломти сыра размером со словарь иностранных слов. В качествеукрашения Лиза пристроила сверху крохотную веточку увядшей петрушки. И этожелание украсить еду тронуло меня до глубины души.

Программа не обещала ничего хорошего, и мы,выбрав кассету про суперумного поросенка, уставились в экран. Лиза радостнохохотала, я улыбалась и пыталась доесть сырно-масляно-хлебную гору. Девочка-тонеплохая, только очень избалована и ничего не умеет делать, да и откуда взятьсянавыкам, если ей до сих пор все подавали.

Около одиннадцати она безропотно умылась илегла. Я отметила, что она сама разобрала кровать, а не призвала меня, икрикнула:

– Спокойной ночи!

В районе полуночи мне захотелось пить, и япошла на кухню, в комнате девочки раздался вздох.

– Ты не спишь? – удивилась я.

– Нет.

– Почему?

Лиза шмыгнула носом и промолчала. Впрочем,понятно, она привыкла укладываться около часу. Я вошла в детскую и велела:

– Давай спи спокойно.

– Меня папа всегда на ночьцеловал, – прошептала она.

Я наклонилась и обняла девочку. Пахло от нее,как от шестимесячного щенка, – молоком, шампунем и чем-то приятным.Вспомнив наших мопсих Аду и Мулю, я вздохнула. Интересно, почему Разумовы незавели животных?

– Спи, детка, все будет хорошо.

Лиза напряженно сопела, потом попросила:

– Спой мне песенку.

– Песенку?

– Да, – прошептала девочка. –Анна Ивановна иногда уложит Ваню и ко мне заходит, колыбельную поет.

Я растерялась. Если чего и не знаю, так этоколыбельных. Кирюшка никогда не просил ничего такого. Он любит перед сномпоболтать о головоломках и кроссвордах. Вдруг из глубин памяти выплыли слова, ия невольно запела:

– Ай баю, баю, баю, не ложися на краю,придет серенький бычок, схватит Лизу за бочок, баю бай, баю бай…

В полной тишине мой голос звучал словно всоборе, ударяясь о стены. Девочка слегка повозилась в кровати и засопела. Япосидела еще пару минут, гладя ее по голове. Потом, удостоверившись, что мойвеликовозрастный младенец заснул, ушла к себе.