В то время, как она напечатала «идиоты!», стон на кухнеповторился. Реальность происходящего, наконец, добралась до Иркиного сознания.И ей действительно стало жутко. В конце концов, второй этаж не девятый. Бабанямного раз предупреждала, что с улицы может забраться вор, а если не вор, токакой-нибудь подвыпивший кадр, которому взбрело в голову попить воды из-подкрана.

И вот это случилось. Ирка поняла, что сидела у компьютерабез света, а раз так, то воры могли подумать, что в квартире никого нет. Накухне давно было тихо, но Ирка каким-то истинным, природным чутьем ощущала, чтоэто ложная тишина. Там, в темной, неосвещенной кухне, кто-то притаился. Кто-товполне реальный. Она принялась звонить бабушке по мобильному, но Бабаня неотвечала. Ее мастерская находилась в полуподвале с такими толстыми стенами, чтомобильник принимал только, когда она случайно оказывалась у окна.

Решив, что самое разумное будет выбраться к соседям, Иркастала быстро крутить колеса коляски, а монитор все вспыхивал, выплевывая новыестрочки.

Anika-voin: Эй, ты чего? Взбесилась?

Miu-miu: Куда она делась?

Anika-voin: А если на нее, правда, напали? Вызовем милицию?

Miu-miu: Ага! Позвоним и скажем: «У юзера Rikka снеизвестным нам ай-пи адресом кто-то стонет на кухне! Когда мы предположили,что у чувака бензопила, она назвала нас «идиотами» и смылась куда-то». Ипредставимся: Anika-voin и Miu-miu.

Anika-voin: Ты болван! (берет пулемет и стреляет).

Miu-miu: защищается сковородкой.

Anika-voin: Скороводку пули пробьют.

Miu-miu: Фигушки. Смотря какая сковородка.

Ирка торопливо перемещала рычаги, приводящие в движениеколеса. Коляска ехала в полумраке коридора почти бесшумно, но Ирке чудилось,что ее выдают удары сердца – гулкие, хаотичные, точно внутри располагалсяобтянутый кожей бубен. Она угадывала уже входную дверь, которая была темнеестен. Открыть замок, затем засов, толкнуть дверь вперед – ни в коем случае несильно, чтобы она не ударила о стену – и осторожно выехать. Вставить снаружиключ, провернуть на один оборот – и тогда тот, кто в кухне, не сумеет последоватьза ней. Она окажется в безопасности и доберется до соседей.

Правда, самое страшное впереди: от кухни до двери ведеткороткий коридорчик – шага в три-четыре, не больше. И дверь из кухнипросматривается прекрасно. Одна надежда на мрак. Если глаза того, кто забралсяна кухню с более светлой улицы, не привыкли к темноте, у нее есть шанс.

Повторим еще раз: замок – засов – вытащить ключ – выехать –вставить снаружи ключ – закры …

Но прежде чем цепочка завершилась, мир дрогнул. Ладоньпотеряла рычаг, натыкаясь повсюду лишь на резиновую упругость шины, а вследующий миг теплый линолеум ударил Ирку по щеке. Ирка лежала, недоуменносозерцая перевернувшийся мир. В голове гудело. Она слишком поздно сообразила,что зацепила край обувного шкафа, который обычно старательно объезжала. Темнотаиз друга стала врагом.

Понимая, что шумом безнадежно выдала себя, Ирка торопливопоползла и, как улитка раковину, потащила за собой коляску. Ее бесполезнаяпредательская ступня – как же Ирка ее ненавидела в этот момент! – разумеется,угодила между спиц.

Покачнулась обувная полка, успевшая войти в заговор сколяской. Весело запрыгали убранные на лето зимние ботинки. Вещный мир разомобиделся и восстал на Ирку. Выглядело это трагикомично, на пересечении готики иобычного житейского фарса.

На кухне вдруг вспыхнул свет. Он был мало похож наэлектрический. Голубоватый, настойчивый, гораздо более яркий, он рвался наружуи освещал коридор. У Ирки заболели и заслезились глаза. Мир запестрил полоскамикрашеных стен (Бабаня ненавидела обои), заморгал легкомысленными вазочками надеревянных полках:

«Ну вот! Теперь точно всё!» – подумала Ирка, понимая, что,лежа, да еще прикованная к коляске, никогда не дотянется до замка.

Приподнявшись на руках, она тревожно заглянула в освещеннуюкухню, ожидая увидеть приземистую мужскую фигуру с ломиком, фонарем и большиммешком. Так она почему-то представляла себе квартирных воров. Нодействительность потрясала больше любой наивной фантазии.

У стола среди осколков посуды лежала белая волчица.Обращенный к Ирке бок зверя был в крови. Волчица смотрела на Ирку изучающе, безярости. В глазах зверя застыла тоска.

– Привет! А… а… а я вот тут ползу! – зачем-то сказала Ирка.

Верхняя губа волчицы приподнялась, обнажив длинныежелтоватые клыки. Из раны продолжала течь кровь. Большими каплями она сбегалапо намокшей шерсти.

– Тебе больно? Бедная, бедная моя! – проговорила Ирка,соображая, где волчица могла получить рану.

Порезалась, прыгая через стекло кухни? Но кухонное стекловыглядело целым. Откуда вообще мог взяться волк, да еще и альбинос, в городе,на втором этаже, при целом стекле?.. Но это все второстепенно. Многие вещиполезнее воспринимать как данность.

Жалея зверя, Ирка попыталась подползти к нему, подтягиваяруками непослушное тело. О том, что испуганная, страдающая волчица можетброситься, она не задумывалась. Слишком много ума было в печальных глазахзверя. Когда же, вскинув морду, волчица завыла, ее вой, негромкий, прерывистый,сразу оборвавшийся, походил на человеческую речь. Точно волчица хотелапроизнести нечто, но, не получив ответа, осознала тщетность своей затеи. Онапопыталась встать, но не сумела. Задние лапы зверя так и не оторвались от пола,и она тяжело упала грудью на линолеум.

Так они долго лежали на полу. Две калеки – человек и зверь,в равной степени беспомощные. Разве что для Ирки беспомощность была привычна,волчица же, похоже, столкнулась с ней впервые. Ирка говорила какие-тоодобряющие, отрывистые, не очень связные слова, а волчица то негромко рычала,то выжидательно смотрела на нее.

Наконец, изогнувшись, Ирке удалось высвободить ногу иизбавиться от коляски. Без коляски Ирка тащила непослушное тело по линолеумугораздо резвее. Волчица понимающе наблюдала за ней, не пытаясь сдвинуться сместа. Изредка она поворачивала голову и лизала рану. Однако та была слишкомглубока, и зверь лишь растравливал ее языком.

– Не трогай ее! Надо чем-то заклеить или позвонить вветеринарку, если только эти дураки не будут стрелять в тебя снотворным.Погоди, я только… Блин, я же до стола не дотянусь, – бормотала Ирка, надеясьзвучанием голоса успокоить волчицу.