– Это самый деликатный вопрос. Лучше его не затрагиватьлишний раз. Однажды домовой полюбил кикимору!.. Любовь, любовь! Кого только тыне ловишь в свои сети!.. Правда, это была не совсем чистая кикимора! Ее дедушкапо матери был вампир, бабушка по отцу – русалка, а дедушка по отцу – леший!..Кроме того, поговаривали еще о каких-то гномах и Белоснежке, но этосомнительно… – сказала она.

– И?.. – осторожно подсказала Ирка.

– Антигониус станет твоим слугой, союзником и советчиком.При благоприятном раскладе. Правда, с Антигониусом бывает тяжело. Порой безнего гораздо проще, чем с ним, – признала валькирия.

Веселость уходила из нее вместе с жизнью. Ее глаза ужевидели вечность.

– А я смогу позвать его? – спросила Ирка.

– Звать Антигониуса необязательно. Во всяком случае, делатьэто вслух. Порой достаточно правильно о нем подумать, – отвечала валькирия.

– А как правильно думать об Антигониусе?

Валькирия покачала головой.

– Не могу тебе сказать. Ты должна понять сама. В противномслучае ты никогда не найдешь с Антигоном общий язык. Уж больно странноесущество… Теперь же поговорим о враге. О том, как ты найдешь тело, в которое онвселился…

Голос валькирии был едва различим. Паузы между словамиувеличивались. Ирке приходилось подползать все ближе, напрягая слух.

– Ему подходят не все тела. Тел, которые могут принять егосущность, всего четыре в этом мире. Одно из четырех он не осмелится тронутьпока… Но лишь пока… Значит, искать надо среди трех оставшихся… – сказалавалькирия. Кровь уже едва текла из раны. Лицо становилось серым.

«Она умирает!» – с внезапной ясностью поняла Ирка.

– Не тревожься! Полубоги не уходят без следа. Они не могутпокинуть этот мир, не передав бессмертие и дар, – прочитав ее мысли, произнеславалькирия. – Возьми мой крылатый шлем!

– Шлем? – озираясь, повторила Ирка. Она не видела шлема.

Лебединая дева закашлялась. Кровь, прежде пузырившаяся вуголках губ, побежала по щеке. Ирка подползла к валькирии. Та, совсемослабевшая, осторожно легла на спину, помогая себе здоровой рукой. Ее длинныесветлые волосы разметались по линолеуму. Ирка невольно подумала, как странноони обе выглядят. Два получеловека – умирающая и калека – в кухне зауряднейшегоиз домов, на полу, залитом кровью, обсуждают судьбы мира и бегство непонятногосущества из-за Жутких Ворот.

– Когда будет нужно – ты увидишь его и займешь мое место!Останови посланца, пока он не обрел силу… Не дай ему застать себя врасплох. Неповтори мою ошибку!

Каждое новое слово давалось валькирии с трудом, вместе созвуками выталкивая из горла кровь.

– У нас мало времени… Поклянись светом своего эйдоса, чтопринимаешь мой дар и понесешь его в вечности, пока не исчезнет твое дыхание.Без этого шлем не станет твоим.

– Но что такое эйдос?.. – осторожно спросила Ирка. Клястьсятем, о существовании чего она не знала, представлялось ей неразумным. Что-тонеуловимо шевельнулось у нее в груди, подсказывая ответ. – Клянусь! –подчиняясь порыву, сказала Ирка, но тотчас с сомнением добавила: – Но как ямогу остановить кого-то… На этой идиотской коляске я даже по ступенькам не могуспуститься без бабушкиной помощи?

Губы валькирии дрогнули, попытавшись сложиться в улыбку.Слабым движением руки она приказала Ирке молчать.

– Это… не имеет… значения… Не отвлекайся на мелочи. Мыдолжны все успеть. Si fata sinant[1]. О немочи же не волнуйся. Я забираю себетвою боль! Твои шрамы на спине, твои мертвые ноги… Я принимаю их как ответныйдар. Согласна ли ты передать его мне? – сказала валькирия.

– Да, – быстро сказала Ирка, остро ощущая все свинствотакого ответа.

Лебединая дева заунывно пропела что-то. Это пение невозможнобыло повторить. Оно было чем угодно, но только не человеческой речью. Рычаниемтигра, воем волка, клекотом сокола…

Едва смолк последний звук, валькирия тяжело повернулась набок. Ирка увидела, что ее белое одеяние окрасилось на спине кровью. Две длинныхкровавых полосы прошли как раз там, где были шрамы у самой Ирки.

Ирка вскрикнула. Валькирия жестом запретила ей приближаться.

– Искупление! Наказание за то, что когда-то давно ясовершила зло! – произнесла валькирия хрипло. – Ноша скорби и радости отмеренакаждому наперед. Ничего не может исчезнуть просто так. Боль, исчезнувшая уодного, возникнет у другого. Я взяла твой груз – не более того.

– Но зачем? – крикнула Ирка, с невольной радостью ощущая,как теплеют ее ноги. Это было новое чувство, неясное, радостное. Словно помертвому сухому дереву побежали весенние соки.

– Не благодари! Мне недолго нести чужую ношу. Мое солнцеидет на закат, твое на рассвет, – усмехнулась валькирия. – Когда уходит однавалькирия – должна прийти другая. Вскоре твое тело обновится, раны зарастут…Наклонись! Ближе… Еще… Ты примешь мое последнее дыхание!.. С ним я передам тебесвою силу! Не думаю, что ты сразу получишь весь дар, но постепенно он придет ктебе… И самое главное: в этот миг не думай ни о чем постороннем! Твое сознаниедолжно быть пусто и прекрасно, как хрустальный бокал. Это необходимо, чтобыначалось перерождение…

Ирка хотела заявить, что представления не имеет, какпринимают дыхание, но валькирия не слушала ее.

– Si ferrum non sanat, ignis sanat[2]. Sic vos non vobisvellera fertis, oves. Sic vos non vobis mellificatis, apes. Sic vos non vobisfertis aratra, boves[3], – бормотала она.

Голос валькирии едва звучал, затихая. Ирка сосредоточилась.Она не знала, как принимают последнее дыхание, и боялась что-то сделать не так.Внезапно она увидела, как неясное розовое сияние окутало голову валькирии. Отгуб ее отделился нечеткий светлый призрак. Вглядевшись, Ирка разгляделаминиатюрную фигуру женщины в шлеме, сияющем нагруднике, с копьем в руке.Превратившись в сладковатый дым, она скользнула к лицу девочки.

«Вот сейчас… – подумала Ирка. – Что я должна?.. Ага, недумать ни о чем постороннем. Представить себе хрустальный бокал?»