– А что я мог поделать? – ответил Луи. –Тогда я еще всецело зависел от него. Он все время намекал, что я многого незнаю и научить меня всему может только он. Например, он объяснил мне, какпутешествовать на корабле. Надо представить дело так, что в гробах мы перевозимостанки близких для перезахоронения. Ни у кого не хватило бы наглости проверятьнас, и мы могли бы спокойно спать днем, а по ночам охотиться на корабельныхкрыс. Лестат хорошо знал торговцев и хозяев магазинов. Они всегда нас радушнопринимали, несмотря на поздние часы, и предлагали на выбор любые образцы одеждыпо самой последней парижской моде. Он водил знакомство с мелкими бизнесменами иагентами, которые обделывают свои дела по вечерам за столиками кабаре илиресторанов. В подобных вещах Лестат действительно хорошо разбирался и оказалсянеплохим учителем. Кем он был при жизни, я не знал, да и не хотел знать. Судяпо всему, мы не сильно различались по происхождению, хотя это меня маловолновало. Правда, именно благодаря этому обстоятельству наша совместная жизньпротекала более или менее гладко. Вкус у Лестата был безукоризненный, но моюбиблиотеку он называл «грудой пыли». «Это все чепуха, игрушки длялюдей», – твердил он, и при этом тратил огромные деньги (мои, естественно)на роскошную мебель для Пон-дю-Лак. Даже я, равнодушный к деньгам, внутренне содрогался.Иногда, очень редко, у нас бывали гости – в основном путники в поисках ночлега.Часто они показывали рекомендательные письма от других плантаторов иличиновников из Нового Орлеана. Лестат радушно принимал их, развлекал и вообщевел себя на редкость вежливо. В такие дни я мог вздохнуть свободнее, потому чтообычно мне приходилось сидеть с ним один на один в четырех стенах и молчасносить его злобный цинизм.

– Этих людей он не трогал? – спросил молодойчеловек.

– Конечно трогал. Но позвольте открыть вам небольшойсекрет. Уж лучше видеть человека мертвым, чем оказать ему неучтивый прием.Кстати, это свойственно не только нам, вампирам, но и военным, генералам, дажекоролям. Странно, конечно. Но это правда. Я прекрасно знал, что Лестат убиваетлюдей каждую ночь, – знал и молчал. Вот если бы он позволил себе грубостьили невежливость по отношению к моей семье, гостям или рабам, я бы живопоставил его на место. Но ничего подобного. Лестат был сама обходительность,казалось, его даже радуют гости. И он всегда говорил мне, что на содержаниесвоих родных мы не должны жалеть денег. Смешно: он прямо-таки душил старикаотца роскошью. Все время напоминал ему, что целую кучу денег истратил на егопижамы и ночные сорочки, что полог над его кроватью специально выписан изЕвропы, рассказывал, какие благородные вина, французские и испанские, хранятсяв наших подвалах, и хвалился, что даже в самые неурожайные годы наша плантацияприносит огромный доход. Но иногда он бывал страшно груб с отцом. Дикие вспышкисыновнего гнева пугали старика – он начинал плакать как ребенок. «Я содержутебя не хуже барона, – орал Лестат. – У тебя есть все, что пожелаешь!Так что перестань приставать ко мне с посещениями церкви и твоих старых друзей.Этот вздор мне осточертел. Твои старые друзья давным-давно умерли. Почему бытебе не отправиться вслед за ними? Может быть, тогда ты оставишь в покое меня имой кошелек!»

Отец плакал, бормотал, что уже стар и ему ничего не нужно,что он с радостью остался бы на своей маленькой ферме. Меня часто подмывалоспросить: «Где ваша ферма? Откуда вы приехали в Луизиану?» – чтобы узнать, гдеЛестат повстречался с другим вампиром. Но я не рисковал заводить этот разговор.Старик начал бы плакать, а Лестат наверняка пришел бы в неистовство. Надосказать, что бóльшую часть времени Лестат вел себя с отцом как ангел. Впорыве почти подобострастной заботы он приносил ему ужин на подносе,рассказывал про погоду, про последние городские новости и про мою мать исестру. Было очевидно, что по образованности и изящным манерам Лестат ушел ототца далеко вперед, но как это случилось и почему, я не мог понять. И я решилне думать об этом и не встревать в их отношения.

Вообще говоря, наша жизнь была довольно сносной, хотя занасмешливой улыбкой Лестата всегда прятался намек на то, что ему ведомыпрекрасные и страшные тайны мироздания, о самом существовании которых я даже неподозревал. Он все время хотел унизить меня, презирал мое нежелание стать такимже, как он – хладнокровным убийцей, – высмеивал то полуобморочное состояние,в которое я впадал всякий раз во время убийства. Помню, он зашелся от хохота,когда я с удивлением обнаружил, что вижу свое отражение в зеркале, а кресты ираспятия никак на меня не действуют. На мои постоянные вопросы о Боге и одьяволе всегда кривил губы в усмешке. «Хотел бы я однажды ночью повстречаться ссатаной, – сказал он как-то со злобной гримасой. – Ему пришлось быбежать, не останавливаясь, отсюда до западного побережья. Потому что я сам –дьявол». Заметив мой ужас, он громко захохотал.