Я заметил странную вещь. Все люди, которые жили когда-то вНовом Орлеане, мужчины и женщины, – все оставили память о себе. Онизапечатлели себя в мраморе, кирпиче и камне, они выстроили дома, которые стояти поныне. Нет уже газовых фонарей, в небе над городом летают самолеты, наКэнал-стрит возвышаются современные офисы. Но прежняя романтика, прежняякрасота все же сохранилась. Может быть, не на каждой улице. Но на многих. Ягуляю по Французскому или по Садовому кварталу, светят звезды, и я словно возвращаюсьна сотни лет назад. Такова уж природа зданий, будь то жалкая лачуга или дворецс коринфскими колоннами, обнесенный чугунной решеткой. Оказавшись рядом с ними,заново переживаешь давние чувства. Луна в ночном небе над Новым Орлеаном неизменилась, и так будет всегда, пока стоит город. Душа города осталасьпрежней, – вампир печально вздохнул и покачал головой, словно сомневаясь всобственных словах.

– Так о чем мы говорили? – устало сказалон. – Ах да, о деньгах. Итак, Лестат грабил свои жертвы, предоставив мнерешение главной задачи – правильное вложение капитала. Я пил только кровьживотных, а он убивал людей, по двое-трое за ночь, а иногда и больше. Однойжертвы ему было мало, он только утолял жажду и тут же отправлялся дальше, наохоту. Причем, как он сам выражался, чем лучше человек, тем больше он емунравился. Он любил начать ночь со свежей, молоденькой девушки, а кульминацией иподлинным триумфом считал убийство юноши примерно вашего возраста. Да, к ним уЛестата была особая страсть.

– Моего возраста? – прошептал молодой человек и вужасе отшатнулся.

– Да. – Вампир словно не заметил страха на лицесобеседника. – Потому что труднее всего расставаться с жизнью, когда онастоит на пороге расцвета. Это мое объяснение. Лестат, конечно, ни о чем таком незадумывался. Он вообще ничего не понимал.

Чтобы рассказать о гнусных привычках Лестата, достаточноодного примера. Неподалеку от нас, вверх по реке, находилась тогда плантациясемьи Френьер. Чудесная, плодородная земля, прекрасная почва для сахарного тростника,и Френьеры возлагали на нее большие надежды: как раз в то время впервые началирафинировать сахар. Может быть, вы знаете, что процесс рафинирования изобрели вЛуизиане. Какая горькая ирония: именно та земля, которую я так любил, подариламиру этот страшный яд. В городе только и думали, что о новом открытии, сладкая,гибельная отрава властвовала над людьми, как наркотик, все прежние ценностипомеркли перед ней… Но вернемся к нашему разговору. Итак, по соседству с намижили Френьеры – известный старинный французский род. Родители умерли, осталосьшестеро детей: пять дочерей и сын. Троим из девиц судьба уготовила участьстарых дев, две другие были еще молоды. Все заботы о семье легли на плечиединственного брата. Он управлял плантацией, пытался найти подходящие партиидля сестер и собирал для них приданое. Благосостояние дома висело на волоске.Все зависело от будущего урожая, под который он брал кредиты. Он заключалсделки, решал финансовые вопросы и как мог оберегал внутренний мир семьи отгрубой действительности. Именно его Лестат наметил себе в жертвы. Но на этотраз фортуна едва не обманула Лестата. Он обезумел. Он готов был жизнь отдать,только бы заполучить Френьера. А дело вот в чем. Случилось так, что Френьеравызвали на дуэль. На балу он оскорбил молодого испанского креола. Ссора вышлаиз-за пустяка, но, подобно всем молодым креолам, противник Френьера горелжеланием умереть ни за что. Они оба хотели умереть ни за что. В доме уФреньеров поднялся переполох. Конечно, Лестат обо всем узнал. Мы частоохотились на плантациях Френьеров: Лестат на рабов и мелких воришек, а я – наживотных.

– Вы убивали только животных? – очнулся юноша.

– Да, но об этом позже. Как правило, насытившись, я немог отказать себе в излюбленном развлечении вампира – наблюдать за людьми, неподозревающими о его присутствии. Поэтому я знал сестер Френьер так же хорошо,как розовые кусты вокруг часовни, где я спал. Это были замечательные девушки.Каждая из них по-своему не уступала в остроте ума брату, а одна (я назову ееБабетта) даже намного превосходила. Но они не получили достаточногообразования, чтобы самостоятельно вести дела, и – об этом знала вся округа –полностью зависели от брата. Они буквально молились на юношу, считали егополубогом, и никакое другое чувство в их сердцах не могло даже отдаленносравниться с пылкой и самозабвенной любовью к брату. Отчасти такая сильнаяпривязанность объяснялась инстинктом выживания: если бы Френьера убили надуэли, их мир рухнул бы. Так что можете себе представить, что творилось в доме вечеромнакануне дуэли. А Лестат злобно скрежетал зубами при мысли, что Френьер можетускользнуть.

– Если я вас правильно понял… вы сочувствовали сестрамФреньер?

– Всей душой, – ответил вампир. – Ихположение виделось мне безнадежным. А юношу мне было искренне жаль. Он заперсяв отцовском кабинете и написал завещание. Дуэль назначили на четыре часа утра.Он сам прекрасно понимал, что для семьи последствия его гибели будут ужасны, ижалел, что ввязался в это дело. Но выхода он не видел. Отказаться от дуэли? Ноэто означало не только навсегда запятнанную честь и изгнание из общества.Противник наверняка продолжал бы его преследовать и в конце концов заставил быдраться. Так что в полночь он отправился в город. Он твердо решил идти до концапо единственно возможному пути и мужественно смотрел в лицо смерти. Емупредстояло убить испанца или умереть самому. На его лице отражались такиеглубокие переживания, такая мудрость, такая борьба… Никогда прежде у предчувствующихсмерть жертв Лестата я не видел такого выражения. И я первый раз в жизни решил,что пойду против Лестата. Раньше мне удавалось отговорить его от этой мерзкойзатеи, но теперь он не остановился бы ни перед чем, лишь бы испанец не успелперебежать ему дорогу.

Следом за Френьером мы поскакали в Новый Орлеан. Лестатхотел только одного – успеть схватить юношу. А я хотел успеть удержать Лестата.Место для дуэли выбрали у северных ворот города, на краю болота. Мы прискакалитуда незадолго до четырех, времени до рассвета оставалось мало, и мы рисковалине вернуться вовремя в Пон-дю-Лак. Наши жизни тоже были в опасности. Менядушила ненависть к Лестату. Он совсем обезумел. «Ты должен дать Френьерушанс», – убеждал я его. Я пытался удержать его силой. Была зима, с болотатянуло промозглой сыростью. Хлестал ледяной дождь. Конечно, непогода страшнадля меня не так, как для вас. Я не боялся простудиться или замерзнуть насмерть.Но все равно вампиры чувствуют холод не меньше вашего. В таких случаях хорошо помогаетгорячая кровь жертвы. Но в ту ночь не холод меня волновал, а темнота,сгустившаяся из-за непроглядных туч. В темноте Френьер был беззащитен передЛестатом. Стоило ему на шаг отойти от друзей – и его бы уже ничто не спасло.

– Но вы же говорили, что смотрели на мир отрешенно, состороны…