– Слово «гроб» вселило в меня такой ужас, что,наверное, на него ушла вся оставшаяся у меня способность бояться. Но ужасбыстро прошел, мне только не хотелось лежать в одном гробу с Лестатом. Сам онпошел попрощаться с отцом и сказать, что вернется к вечеру. «Куда ты идешь?Почему ты вечно пропадаешь по ночам?» – стал допытываться старик, и Лестатпотерял терпение. Раньше он держался с отцом исключительно вежливо, пожалуй,даже чересчур, но тут взорвался: «Разве я не забочусь о тебе? Я все для тебяделаю, не то что ты для меня. Ты сейчас живешь так, как я никогда не жил, иесли мне охота весь день спать и пьянствовать по ночам, то это, черт возьми,мое право!» Старик униженно заплакал. Только особенное состояние чувств, вкотором я тогда пребывал, и страшная физическая слабость не дали мне вмешаться.Я наблюдал за происходящим через открытую дверь и не мог отвести глаз отразноцветного покрывала на постели отца Лестата и поразительного смешениякрасок на его лице. Я завороженно смотрел на голубые вены, пульсирующие подрозово-серой кожей, пожелтевшие от старости зубы, мелкую дрожь тонкихбескровных губ. «Что за сын, что за сын», – бормотал он. Конечно, он и недогадывался, кто его сын на самом деле. – «Ну ладно, иди куда хочешь.Наверное, ты завел себе подружку и отправляешься к ней по утрам, когда мужуходит из дома. Только дай мне мои четки. Куда они запропастились?» Лестатопять выругался, но выполнил его просьбу…

– Но… – начал было юноша.

– Да? – отозвался Луи. – Простите, я,кажется, не даю вам и слова вставить.

– Вы сказали про четки. Но ведь на них обычно вешаюткрест…

– Ах вот в чем дело. – Вампир рассмеялся. – Язнаю, ходят слухи, что мы боимся крестов.

– Я думал, вампиру даже смотреть на крест нельзя.

– Чепуха, мой друг, полная чепуха. Я могу смотреть навсе, что угодно, так же, как и вы. Иногда даже люблю смотреть на распятия.

– Так, значит, и про замочные скважины это все ерунда?Я слышал, что вампиры могут превращаться в дым и просачиваться в запертуюкомнату.

– Хорошо бы, – смеясь, ответил вампир. – Авообще, недурная идея. Я сам не прочь полазить взад-вперед сквозь замочныескважины: наверное, они приятно щекочут разные места. Нет, – он покачалголовой, – это, как вы говорите теперь… бред собачий.

Молодой человек невольно рассмеялся, но быстро посерьезнел.

– Не смейтесь, – сказал вампир. – Есть ещевопросы?

– Да, – слегка покраснев, признался юноша. –Говорят, что вампиру нужно проткнуть колом сердце, чтобы уничтожить.

– То же самое – бред собачий, – Луи старательнопроизнес согласные буквы, вызвав у юноши смущенную улыбку. – Никаких чудестут нет. А почему бы вам не закурить? Я вижу, у вас пачка сигарет в кармане.

– Спасибо. – Молодой человек искренне обрадовался.Он засунул сигарету в рот и попытался прикурить, но руки слишком сильнодрожали.

– Позвольте мне, – пришел ему на помощь вампир и,проворно чиркнув спичкой, поднес ее к сигарете. Не сводя глаз с его пальцев,юноша затянулся.

– Пепельница у стены, – сказал вампир и уселся вкресло.

Заметно нервничая, молодой человек встал, вытряхнул вкорзину для мусора старые окурки, поставил пепельницу на стол перед собой иположил на ее край сигарету. На белой папиросной бумаге отпечатались влажныепальцы.

– Это ваша комната? – поинтересовался он.

– Нет, – ответил вампир. – Просто комната.

– Что было дальше? – вернулся юноша к прерванномуразговору. Его собеседник смотрел на клубы дыма вокруг лампочки на потолке.

– Мы поспешили в Новый Орлеан. Там, в жалкой лачуге наокраине, неподалеку от крепостной стены, Лестат хранил свой гроб.

– Вы все-таки согласились спать вместе с ним?

– У меня не было выбора. Я просил его позволить мнелечь в чулане, но он только удивленно рассмеялся. «Разве ты знаешь, что с тобойслучится?» – спросил он. «Скажи, этот гроб волшебный? Почему он такой страннойформы?» – не отставал я от него, но не услышал в ответ ничего, кроме смеха. Яне мог себе представить, что буду спать в гробу. Я все еще упорствовал, новдруг понял, что страх прошел. Это было очень странно. Я всегда боялсязамкнутого пространства. Я родился и вырос во французских домах с просторнымикомнатами и окнами от пола до потолка, и взаперти меня охватывал непреодолимыйужас. Мне становилось не по себе даже в исповедальне. Я спорил с Лестатом ивдруг понял, что цепляюсь за старые страхи только по привычке, потому что покане могу разобраться в своем новом положении, почувствовать себя раскованным исвободным. «Ты плохо себя ведешь, – отчитал меня Лестат. – Скоронаступит рассвет. К твоему сведению, ты умрешь, если не ляжешь со мной. Солнцеразрушит кровь, которую я в тебя влил. Не могу понять, чего ты боишься? Ты какчеловек, который потерял руку, но все еще говорит, что чувствует в ней боль».Это были самые толковые слова, которые я слышал от Лестата. Я тут же пришел всебя. «Ну а теперь полезай в гроб, – презрительно приказал он мне, –если, конечно, у тебя есть хоть крупица здравого смысла». И я послушался. Ялежал на Лестате лицом вниз. Это соседство было противно, но страха, ксобственному удивлению, я не чувствовал. Лестат задвинул крышку. Я спросил его,умер ли окончательно. У меня зудело и чесалось все тело. «Еще нет, – ответилон. – Ты умрешь к вечеру. Увидишь и услышишь, что все переменилось, нострашного не будет ничего. А теперь спи».

– Он оказался прав? Когда вы проснулись, вы были ужемертвы?

– Правильнее было бы сказать, что я проснулсяобновленным, поскольку, как вы, наверное, заметили, жив я и поныне. Умерлотолько тело. Оно очистилось еще до того, как я лег спать. И мои чувства ещебольше отдалились от нормальных человеческих. Но главное, что я понял наследующий же вечер, пока мы прятали гроб и воровали для меня другой изморга, – Лестат мне совершенно не нравится. Я стал почти таким жесуществом, как он, – конечно, еще не совсем таким, но гораздо ближе, чемдо того, как умерло мое тело. Хотя вы не сможете понять этого до конца, ведь высейчас такой, каким был я, пока не умер, а для меня живого Лестат былнепостижим. Когда я увидел его впервые, это было самое сильное потрясение вмоей жизни. Кстати, ваша сигарета догорела.

Юноша положил обгоревший фильтр в пепельницу и достал новуюсигарету. На этот раз он справился со спичками.

– Вы хотите сказать, что он потерял все очарование,когда дистанция между вами сократилась?