— Дура ты, Маруся, — беззлобно выругаласьответчица.

— И вы дура, — радостно ответила Маруся. Она,видимо, уже раскаивалась. Вот такая она у нас, горячая, но отходчивая.

— Вот и ладненько! — обрадовалась я и, потираяруки, приготовилась испить чаю, но тут Эмма Петровна принялась за меня.

— А ты, Лелечка, зря с этими парнями не познакомилась.

— Я?

— Ну не я же, мне-то уже поздно. А вот тебе еще поканет.

— Еще пока? Я что уже дряхлею?

— Нет, но скоро, лет эдак через 5, тебя будет тяготитьодиночество. И ты выскочишь замуж за первого встречного, помяни мое слово.

— Но вы же не выскочили! — отбрыкивалась я.

— Потому что я не знала народной мудрости.

— Мужчина должен быть чуть получше обезьяны?

— Нет. — Эмма Петровна, выдержав длиннющую паузу,торжественно произнесла. — Плохенький хорошему дорожку торит.

— Что он с дорожкой делает, плохенький ваш, я не поняла? —заволновалась Маринка.

— Прокладывает, то есть. — Эмма Петровна по старойучительской привычку встала в стойку у стола. — Мне всегда мама говорила,пусть плохенький, но твой. Я фыркала, вот как ты, Леля, и все принца ждала. Азря! Сначала неказистый, потом получше, а там, глядишь и принц бы пожаловал.Начинать надо с малого, а потом по возрастающей. Они ведь мужики какие?

— Какие? — заинтересованно выпалила Маруся, хотяуж кто бы спрашивал, но только не эксперт по мужчинам, коим она только недавноотрекомендовалась.

— Приземленные. Мы, женщины, думаем как? Если нетдостойного тебя мужчины, надо быть одной и ждать, когда достойный появится. Акак рассуждают они? Раз одна — значит, некому не нужна. А раз некому, значит имне. Что я хуже других?

— Я что-то не пойму… — начала, было, я, но ЭммаПетровна остановила меня жестом и продолжила:

— Потом, не забывай, что мужчина охотник и забияка. Емуза женщину драться надо. Вспомни хотя бы оленей, которые из-за самки по веснерогами сталкиваются, или собак, или петухов. А с кем ему за тебя драться, кольты одна одинешенька? Вот то-то и оно! — Эмма Петровна сделала глубокий,удовлетворенный вдох, после чего закончила свою эффектную речь словами. —По этому и говорят, что плохенький хорошему дорожку торит.

— Эмма Петровна, миленькая, да у меня столько этихплохеньких было, что если б они и впрямь что-то торили, то ко мне бы уже недорожка вела, а трасса Е-95.

Все согласно закивали — знали, черти, как часто ясвязывалась с теми, кто этого был совсем не достоин. Даже Эмма Петровнаглубокомысленно хмыкнула, отказавшись от дальнейшей дискуссии.

— Может, взбодримся, чайку попьем, — предложилаМаринка.

Все оживились, захлопали ящиками, доставая свои бокалы икружки. Маруся нежно вынула чайную пару немецкого фарфора, которой гордилась,как Брежнев своими геройскими звездами.

Княжна налила мне и себе по чашке (что в обычные дни делалатолько после долгих уговоров), сунула мне последний сухарик, поднесла свойбокал к губам, как вдруг…

У-а-а! У-а-а! — раздалось оглушительное, надрывное,пронзительно-противное «уаканье» пожарной сигнализации.

— Что это? — охнула Эмма Петровна.

— Учебная тревога, наверное, — беспечно ответилаКняжна и отхлебнула чай.

— Какая еще учебная! — вытаращилась Маруся. —Об учебной нас за неделю предупреждают. Это настоящая.

— О господи! — вторично охнула Эмма Петровна,после чего вскочила со стула и заметалась по комнате. — Надо спасаться!Девочки, хватаем личные вещи и бежим!

— Как бежим? — преградила путь перепуганнойколлеге вездесущая Маруся. — Вы что забыли?

— Забыла, — прошептала Эмма Петровна, в ужасеприкрывая глаза. — Забыла. — Тут она рванула в кладовку и подоглушительный ор сигнализации начала вытряхивать из нее зеленые тюки. —Надевайте. Только быстро! Ну что же вы? — выкрикнула она, видя нашебездействие.

— Это противогазы что ли? — поинтересоваласьМарья, подпинывая один из тюков.

— Да, да, — обрадовалась нашему прозрению ЭммаПетровна. — Нам надо их надеть и эвакуироваться…

Мы переглянулись. Конечно, паниковать рано, (мы же не знаеммасштабов пожара, может, у кого-то просто кипятильник задымился) тем более ранонапяливать себе на лица резиновое, посыпанное тальком безобразие, но покинутьстены комнаты не мешает.

— Правда, пошли отсюда, — допив чай, решиласьКняжна. — Может, домой пораньше сбежим.

— Как бы не так, — гаркнула Маруся. — Выразве забыли, что мы члены противопожарной дружины?

— О-о, — застонали мы разом.

Дело в том, что наша чрезмерно активная Маруся умудриласьзаписать нас во все мыслимые комиссии и дружины. Мы и за соблюдением правилтехники безопасности следим, и за зелеными насаждениями, и за тараканьимплеменем наблюдаем, еще мы инспектируем территорию на предмет неубранногомусора, и собираем металлолом. Короче, благодаря Марусе у каждой из нас естькак минимум 4 разных повязки, 3 пилотки и две смены униформы, включающие в себябрюки, халат, фартук и еще какую-то мелкую дребедень неизменного синего цвета.

Знали бы вы, сколько раз мы пытались протестовать, когданачальник с хитрым прищуром сообщал нам о нашем членстве в новой комиссии,сколько раз грозились побить Марусю, с чьей легкой руки мы в этой самойкомиссии и оказывались, но все без толку — начальник говорил, что ничего уженельзя сделать, Маруся клятвенно заверяла, что больше так не будет, но попрошествии времени о своих зароках забывала и ввязывалась в новые авантюры, незабывая при этом втянуть в них и нас.

Членами противопожарной дружины мы стали совсем недавно. Ичленство наше ознаменовалось двумя событиями: первое — нам выдали зеленуюформу, второе — плакаты с нашими фамилиями вывесили во всех коридорах НИИ. Такчто теперь каждый нихлоровец знает, кто конкретно стоит на страже ихпротивопожарной безопасности, и кто какими средствами за нее борется. Я,например, вывожу людей из здания, Княжна вызывает пожарных, Маринка работает согнетушителем, а захапистая Маруся с песком и кошмой. Что такое «кошма» Марусядо последнего времени не знала, а напросилась с ней работать только потому, чтоей слово понравилось. Когда же уразумела, что это кусок тряпки, которой сбиваютпламя, жутко обиделась и даже попыталась выйти из дружины, мотивирую это тем,что ее обманом в нее заманили.

— Я думала, что «кошма» — это что-то вроде «кашпо» или«кашне», — верещала она, размахивая своими худенькими ручонками передносом начальника.

— А зачем при пожаре горшок и шарф, ты неподумала? — резонно замечал начальник. — Кашпо на стену вешают, тебес кошмой надо работать …