Деревья эхомвернули ей крик, и Кэт бро­силась бежать. Пичуга юркнула в кусты и за­таилась.Несколько минут лес был тих, а потом на поляну вышел Николай, босыми ногами онбесшумно ступал по опавшей листве. Прокля­тый из рода Радзивиллов поднялброшенную куртку и долго держал ее у лица, вдыхая быст­ро ускользающий запахчеловека, который провел под этой курткой ночь.

После всегопережитого в парке странно было видеть лица людей. Они толпились на ос­тановке,ожидая автобуса, хмурые, сонные. Из-за спин взрослых вперед пробивались дети,носились около застывших фигур, взвизгива­ли на вздрагивающую Кэт сперебинтованной рукой поглядывали с неудовольствием. В гряз­ной рубашке, безкуртки...

Кэт сжала губы ипошла пешком. Виль­нюс — город небольшой, здесь куда угодно можно добратьсясвоими ногами. Про забытую в парке сумку вспомнилось с ленивым безраз­личием.Ключи от квартиры лежали в кармане джинсов, остальное было неважно.

Дома она надолгозастыла перед зеркалом в прихожей. Все, как прежде, — лицо, волосы, руки, ноги.Человек. Но отчего же ей кажется, что в какой-то момент она была волком? И не­ужелиэто может повториться вновь?

Ее качало изстороны в сторону, хотелось закрыть глаза и упасть. Но стоило ей смежить веки,как вспоминался лес, под мягкими лапа­ми шуршала листва. По телу пробежали му­рашкиночной боли. Не может быть!

Кэт вбежала вванную, захлопнула за собой дверь, закрыла замок. Зачем-то погладила его,словно накладывала дополнительное защитное заклинание. Но ведь в квартире онабыла одна! Сорвала с руки повязку. Это была светлая тряпка. Секунду держала вкулаке, но вдруг, вскрикнув, бросила под раковину. На руке когда то была рванаярана, словно провели не­сколькими когтями разом. Или зубами. Неров­ные края ещебугрились, но рана зажила, оставив   после   себя   некрасивый   след.   Давнозажила.

Кэт провелапальцами по зарубцевавшейся коже. Опять вспомнилась боль, изнутри рвав­шая еетело...

Кинулась вкомнату, стала перебирать кни­ги, стопками лежавшие на журнальном столи­ке, наподоконнике, на полу. Как же там было?

«Мифологическаяэнциклопедия» оказа­лась тяжелой и неповоротливой, тонкие стра­ницысоскальзывали с пальцев.

... Оборотни, ониже ликантропы, прини­мающие волчий облик, они же волколаки (в славянскоймифологии), они же вилктаки (в литовской мифологии), они же вервольфы (внемецкой и англосаксонской). Кицунэ, тануки, аниото, ругару... Книга свалиласьс колен. ...Бывают врожденными или обратимыми. Врожденные подвержены родовомупроклятию, обратимые — ставшие оборотнями в си­лу обстоятельств, чаще всегопосле укуса оборотня...

Укуса оборотня!Рука запульсировала не существующей уже болью.

...Врожденныемогут контролировать свои превращения в волков, обращенные становятя зверями иживут в таком обличий всю жизнь, пока...

Пока...

Пока укусивший ихоборотень не умрет.

Кэт бросилась вспальню, стала срывать с вешалки рубашки и брюки. Пальцы почувство­вали мягкийшелк единственного платья. Ко­поткое, зато с длинным рукавом. Про сумку даже невспомнила. Надела кеды и выскочила на улицу.

Старые домапротивоположной стороны улицы Вокечю с усмешкой глянули на нее.

Неправда! Все будетпо-другому!

Она пробежалавверх, повернула в сторону Замковой улицы. Камень тротуара болью отда­вался впятках, эхо гуляло в узких проулках. Купола Пятницкой церкви ослепили. ДальшеКэт бежала, не отрывая глаз от бросающейся под ноги дороги.

Университетскаяулица. Вход в запутанные лабиринты университетских дворов. Двор Ар­кад. ДворДаукантаса. Двор Мицкевича. А вот и их двор Даукши.

- Не торопись! —попытался кто-то пере­хватить ее за руку. — Занятий не будет!

По инерции она ещесделала вперед не­сколько шагов, оглянулась.                                 I

- Профессорзаболел!

Она поискалаглазами того, кто это сказал. В узком прямоугольнике двора, словно издева­ясьнад ней, все носилось:

«Заболел!» — отокон.

«Заболел!» — отдверей.

«Заболел!» — от камнямостовой.

- Мы в парке волкавидели. С утра туда отправили егерей. Парк оцепили, никого не пус­кают.

- Профессор всевремя с нами был, все про ясень толковал. Киплинга зачем-то вспо­минал. Апотом... помнишь, он внезапно поя­вился? На нем еще костюм как будто помят был.Стал кричать, чтобы мы не вздумали рас­ходиться да не выпускали из рук палки.Чтобы в случае опасности... Вот вам и мифология...

- Конечно,оборотень!  Кому еще здесь быть?

Кэт прошла сквозьтопчущихся на крыльце первокурсников, узкой лестницей поднялась на второй этаж.

Надо всерассказать. Узнать, что с профес­сором. Но если... Если она стоит здесь,значит, яд от укуса уже не действует, значит, профес­сор... мертв.

Дышать сталотяжело. Кэт прислонилась к перилам, ладони неприятно вспотели.

«Ты способнаполюбить? Меня?» — прозву­чал в ушах знакомый голос.

«Как ты считаешь,за что можно отдать свою жизнь?» — «За любовь!»

«Только почему-тоэтот представитель сво­его проклятого рода решил, что его спасет лю­бовь, —зазвучал в ее голове другой голос. -Как в свое время Барбара отвела проклятиеот мужа, так и твоя любовь, глупая девушка Катя, должна была перевестипроклятие на кого-ни­будь другого».

Кэт оглянулась.Почему проклятие должно кого-то падать? Четыреста лет! Его можно простоуничтожить. А если профессора больше нет то и помешать этому никто не сможет.Но почему именно он? Почему именно она?

— Тебе чего?

Она пришла в себя.Стоит на пороге дека­ната, вцепилась в ручку двери, как в спаситель­нуюсоломинку. На нее смотрит секретарша, тучная женщина с вечно недовольным лицом.

— Первый курс? - утомленно заговорила секретарша. — Изменение расписания на доске.

— Где здесь можновойти в Интернет?

— В библиотеке!

Казалось, дверьсама захлопнулась перед

носом Кэт.

Нет, не будет онаникому ничего говорить. Николай просил у нее помощи! И она должна помочь.Вчерашние события подстроил про­фессор! Он заманил Николая в ловушку. На­вернякаего стараниями и она оказалась сту­денткой университета. Как страшно это все

осознавать.

Библиотека былаеще пустой и гулкой. Мо­нитор нехотя помигивал, выдавая таблицы за­грузочныхпрограмм.

Все, что ей вчерарассказал Николай, под­твердилось. И про памятник, и про родовое проклятие, ипро гибель Барбары, скорее всего отравленной Боной, и про смерть Софьи.