Те времена, когда ей больше всего на свете хотелось, чтобыон перевел ее в «дамы сердца», давно прошли.

Правда. Нет, нет, совершенно точно — правда.

На сегодняшний момент «дамой сердца» была красавица Лида,которую Марта видела всего один раз в жизни.

Приехала по своему обыкновению без предупреждения и уподъезда увидела их — Данилова и красавицу. Данилов придерживал ей дверь, каквсегда придерживал Марте, а она была так сказочно, не правдоподобно,удивительно хороша, что Марта совсем приуныла, прячась в своей чумазой «Ниве».Они давно уехали, а она все сидела в машине, растравляя свои раны и вспоминая,как она несла себя по мокрому асфальту, как поворачивала голову на длинной шее,как поджидала, пока Данилов откроет ей дверь, как сверкали зубы и бриллиантовыекапельки в ушах, как летела на холодном ветру светлая ласковая шуба, каклегкомысленно и радостно цокали каблучки — как будто фильм шел про другую,счастливую, беззаботную и красивую, жизнь.

Потом вдруг позвонил Данилов.

«Говорил я тебе, — спросил он очень близко, — чтобы ты мнезвонила, прежде чем приезжать? Говорил?»

«Говорил, — согласилась Марта, — но это даже хорошо, что яне позвонила. Зато увидала, кто у нас муж».

«Муж?» — переспросил Данилов.

«Это из кино, балда, — сказала Марта сердито. — А где она? Всмысле, муж? Почему ты звонишь?»

«Я приеду часа через два. Один. Если хочешь, можешьподняться».

«Премного вам благодарен, — Марта даже поклонилась, чуть нестукнувшись лбом о переднюю панель своей машины, хотя Данилов никак не мог еевидеть, — мы уж как-нибудь в другой раз. Вы уж извиняйте нас, дураковдеревенских».

Ревновать Данилова не было никакого смысла. Так всегда былои так всегда будет, и она отлично жила с шестнадцати лет и никогда его неревновала.

Ну… почти никогда.

— Что ты молчишь? Я тебя чем-то обидел?

— Я все равно должна ехать домой, Данилов, — громко сказалаМарта, — так что не беспокойся. Все-таки сегодня суббота, и я маме обещала, чтовечером обязательно приеду.

— Передавай ей привет, — произнес Данилов задумчиво.

— И поцелуй, — подсказала Марта.

— И поцелуй, — согласился было Данилов. — Какой поцелуй?

— А дом большой? — торопливо спросила Марта. — Тот, которыйты строишь?

— Я его не строю. Я его спроектировал.

— Он большой?

— Нет. Не очень. Средний.

— Немножко больше Зимнего дворца, но зато немножко меньшесобора Святого Петра в Риме?

Данилов ничего не ответил, но рука в черной перчаткерешительно взяла Марту за подбородок и повернула ее лицом к нему.

— Ты сердишься на меня?

Марта мотнула головой и оттолкнула руку.

— Данилов, смотри, куда едешь, и не приставай ко мне. Всебеременные женщины подвержены частым сменам настроения. Ясно тебе?

— Ясно. Я все время забываю об этом, — добавил он совершенносерьезно, — о том, что ты… о твоей беременности.

— Ай-яй-яй, — пробормотала Марта, — как можно?..

Они уже выбирались из Москвы, машины пошли пореже, снеглепил в стекла, «дворники» мерно постукивали, приемник взахлеб пел про то, «какв сказке придет Новый год, миллионы огней на елках зажжет…».

— Данилов, как ты будешь встречать Новый год?

— Я еще точно не знаю. Лида хотела куда-то в Юго-ВосточнуюАзию, но пока мы ничего толком не решили. А ты?

— Я скорее всего останусь где-нибудь в Кратове, хотя покатолк??м еще…

— А Петя? — неожиданно перебил ее Данилов.

— Петя? — удивилась Марта. — Петя, наверное, поедет в городГомель к мамочке. А при чем тут он?

— Марта, я не понимаю. У тебя же будет ребенок.

— Будет, — согласилась Марта.

— А… свадьба? Будет?

— Ты вчера у меня уже спрашивал, Данилов. Может, и будет.Даже скорее всего. Петя — человек решительный.

— А почему тогда он на Новый год поедет… в Гомель?

— Я не знаю, — сказала Марта, — вполне возможно, что онпоедет не в Гомель, а в Мелитополь, к примеру. А что? Ты хочешь поехать с ним?

— Ужас какой-то, — серьезно заявил Данилов, — сегодня стобой невозможно разговаривать.

— Со мной всегда трудно разговаривать. Я вся такая…внезапная, Данилов. — Ей не хотелось больше говорить о Пете. — Смотри, что этотам такое? — С преувеличенным любопытством она привстала на сиденье ивытянулась в сторону, почти перегнувшись через Данилова и оказавшись вдругочень близко к нему.

Данилов глянул влево, но ничего особенного там не увидел,зато неожиданно обнаружил, что от нее пахнет чем-то свежим и легким, похожим наСимфонию соль-минор Моцарта. Иногда по старой памяти в голове у Даниловасначала появлялась музыка, а уже потом — человеческие мысли. Эту музыку в своейголове Данилов ненавидел. Она мешала ему стать таким, как все. Нормальным.

— Что это такое?

— Что?

— Ну вон! Шатер в чистом поле, а к нему очередь. Ты что? Невидишь? Ты же здесь каждый день ездишь!..

Данилов наконец понял, о чем речь.

— Это не шатер в чистом поле, — сказал он, — это пирамида.Она гармонизирует пространство.

— Что? — с изумлением переспросила Марта и плюхнуласьобратно на сиденье. — Что она делает?

— Гармонизирует пространство, — объяснил Данилов оченьсерьезно, — ее пропорции таковы, что вся космическая — или тантрическая, яточно не запомнил — энергия концентрируется у нее внутри, а снаружи достигаетсяполная и стабильная гармония. Кабачки растут, вирусы гибнут, вода в мороз незамерзает, ножи сами затачиваются. На обратной дороге можем подъехать изарядиться. Хочешь?

— Немного тантрической энергии мне бы не помешало, — сказалаМарта, оглядываясь на диковинное сооружение посреди белого поля и вереницуприпаркованных на обочине машин. — А ты уже заряжался?

Данилов только посмотрел на нее и ничего не ответил.

— Прелесть какая! — Марта снова оглянулась. Сооружение всееще виднелось сзади. — А откуда ты знаешь про энергию и про гармонизациюпространства?