сложнее, чем кажется. В 1955 году английский эндокринолог Джеральд Свайер[962], исследовавший женское бесплодие, обнаружил редкий синдром, при котором человек, биологически организованный как женщина, на хромосомном уровне оказывается мужчиной. «Женщины», рожденные с синдромом Свайера, все детство анатомически и физиологически были девочками, но в подростковом возрасте не достигали типично женской половой зрелости. Генетики изучили их клетки и в каждой обнаружили хромосомный комплект XY. Каждая клетка хромосомно было мужской, но при этом человек, построенный из этих клеток, анатомически, физиологически и психологически был женщиной. «Женщина» с синдромом Свайера рождалась с мужским хромосомным набором в каждой клетке, но по какой-то причине этот набор не придавал ее телу «мужественности».

Вероятнее всего, синдром Свайера объяснялся тем, что главный регуляторный ген, определяющий мужское начало, инактивировался мутацией, и развитие шло по женскому типу. Команда МТИ, возглавляемая генетиком Дэвидом Пейджем, отобрала подобных женщин с обращенным полом и картировала ген, определяющий мужской пол, на сравнительно небольшом участке Y-хромосомы. Следующий шаг был самым трудоемким – перебрать ген за геном, чтобы выявить идеальную кандидатуру среди десятков других претендентов с этого участка. Гудфеллоу медленно и планомерно продвигался вперед, пока не получил душераздирающее известие: летом 1989-го он узнал, что Пейдж вычислил ген мужского пола – ZFY[963], в названии которого подчеркнул его расположение на Y-хромосоме[964].

Сперва казалось, что ZFY – безупречный кандидат: он находился на нужном участке Y-хромосомы и его нуклеотидная последовательность указывала на потенциальный статус главного регулятора активности десятков других генов. Но Гудфеллоу внимательно пригляделся и заметил, что туфелька-то не подходит: прочитанная последовательность ZFY у женщин с синдромом Свайера оказывалась абсолютно нормальной. В этом гене не было мутаций, которые объясняли бы нарушение сигнализации по мужскому типу у изученных людей.

Дисквалифицировав ZFY, Гудфеллоу вернулся к своей работе. Ген мужского начала просто обязан был лежать в области, определенной командой Пейджа: видимо, они подобрались близко, но просто упустили его. В 1989-м, обшаривая окрестности ZFY, Гудфеллоу обнаружил другую многообещающую кандидатуру – маленький, неприметный, плотно упакованный ген без интронов – SRY[965]. Уже с самого начала казалось, что он подходит идеально. Нормальный белок SRY обильно вырабатывался в яичках, чего и следовало ожидать от молекулы, определяющей пол. Другие животные, включая сумчатых, тоже содержали разновидности этого гена на Y-хромосоме, а значит, его наследовали только самцы. Главное же доказательство того, что SRY – искомый объект, появилось после анализа человеческих когорт: этот ген неизменно содержал мутации у женщин с синдромом Свайера, но не мутировал у их здоровых сиблингов.

Тем не менее Гудфеллоу провел дополнительный эксперимент, чтобы окончательно закрыть дело, – и получил самое убойное из своих доказательств. Если ген SRY – единственный определитель мужского пола, то что случится, если принудительно активировать его у самки животного? Обратится ли она в самца? Когда Гудфеллоу и Робин Ловелл-Бэдж внедряли копии SRY мышиным самкам, часть их потомства рождалась, как полагается, с парой XX в каждой клетке, – то есть самками по геному. При этом анатомически и поведенчески они развивались[966] как самцы: у них были семенники и пенис, они спаривались с самками и в остальном вели себя как мыши мужского пола. Нажав на единственный генетический рубильник, Гудфеллоу сменил организму пол, сотворив синдром Свайера наоборот.

Получается, весь феномен пола сводится к одному-единственному гену? Да, почти. Женщины с синдромом Свайера несут мужские хромосомы в каждой своей клетке, но мутации выключают у них ген, определяющий мужской пол, буквально кастрируя Y-хромосому (не в уничижительном, а в чисто биологическом смысле)[967]. Присутствие Y-хромосом у людей с синдромом Свайера все же нарушает некоторые аспекты анатомического развития по женскому типу. В частности, у них нормально не формируются молочные железы и неправильно функционируют яичники, что выливается в слишком низкий уровень эстрогенов. Однако эти женщины не чувствуют никакого физиологического разобщения. Женские анатомические черты у них формируются в основном нормально: вульва и вагина не страдают, и мочеиспускательный канал присоединен к ним с хрестоматийной точностью. Поразительно, но гендерная идентичность людей с синдромом Свайера совершенно однозначна: отвалился всего один ген, и они «стали» женщинами. Хотя эстроген, несомненно, нужен для развития вторичных половых признаков и укрепления части взрослых женских анатомических черт, люди с этим синдромом крайне редко сомневаются в своем гендере и гендерной идентичности. Одна женщина писала: «Я определенно идентифицирую себя с женскими гендерными ролями. Я всегда считала себя стопроцентной женщиной. <…> Одно время я играла в мальчишеской футбольной команде – у меня есть брат-близнец, хотя внешне мы совсем не похожи, – но я определенно была девочкой в команде мальчиков[968] и не очень хорошо вписывалась: я предложила назвать нашу команду „Бабочки“».

Человек с синдромом Свайера – это не «женщина, запертая в теле мужчины». Это женщина, запертая в теле женщины с мужским хромосомным набором (за исключением одного гена). Мутация этого единственного гена, SRY, создает по большей части женское тело и, что еще важнее, совершенно женскую самоидентификацию. Это так же бесхитростно и двоично, как переключать рычажок настольной лампы между положениями «вкл» в «выкл»[969].

Если гены задают половую анатомию столь однозначно, то как они влияют на гендерную идентичность? Утром 5 мая 2004 года Дэвид Реймер[970], 38-летний мужчина из Виннипега, пришел на парковку супермаркета и выстрелил себе в голову из обреза. Появившись на свет в 1965-м мальчиком – в том числе генетически, – Дэвид (тогда еще Брюс) стал жертвой отвратительно проведенного неумелым хирургом обрезания: младенец получил серьезнейшее повреждение пениса. Орган невозможно было восстановить хирургически, и родители Брюса помчались к Джону Мани, психиатру из Университета Джонса Хопкинса, всемирно известному исследователю гендера и полового поведения. Мани оценил состояние ребенка и предложил родителям – в рамках эксперимента – оскопить его и растить как девочку. Отчаявшись дать сыну «нормальную» жизнь, родители капитулировали. Так Брюс стал Брендой.

Эксперимент Мани – о котором его никто не просил, на который ему не давали разрешения ни университет, ни больница – был попыткой протестировать теорию, ультрапопулярную в академических кругах 1960-х. Идея о том, что гендерная идентичность не дается от рождения, а формируется в ходе социальной активности и культурной мимикрии («вы тот, роль кого играете; воспитание сильнее природы»), в ту пору находилась в полном расцвете – и Мани был в числе самых ярых и громких ее защитников. Приняв на себя роль Генри Хиггинса[971] в сфере смены пола, Мани пропагандировал «коррекцию пола», переориентацию половой идентичности с помощью поведенческой и гормональной терапии – процесс длиной