зрения целый политический памфлет? Может, здесь и найдется местечко для настоящей науки». Хеймер вознамерился самостоятельно пройти краткий курс генетики полового поведения. Он вернулся в лабораторию и приступил к изысканиям – но почти никакой информации не собрал. В общей базе научных журналов, опубликованных с 1966 года, Хеймер нашел 14 статей с сочетанием ключевых слов «гомосексуальность» и «гены». Для сравнения: поиск по фразе «ген металлотионеина» дал 654 результата.

Однако Хеймеру удалось откопать в полузабытых недрах научной литературы несколько заманчивых зацепок. В 1980-х профессор психологии Дж. Майкл Бейли[990] пробовал изучать генетику сексуальной ориентации с помощью близнецового метода. Он применял классический подход: если сексуальная ориентация частично наследуется, то оба идентичных близнеца с большей вероятностью будут гомосексуалами, чем оба разнояйцевых близнеца. С помощью объявлений, стратегически размещенных в гей-журналах и газетах, Бейли набрал 110 пар мужчин-близнецов, где как минимум один из братьев был геем. (Это кажется трудным даже сегодня, а представьте, каково было проводить такой эксперимент в 1978-м, когда очень немногие мужчины публично признавали свою нетипичную ориентацию, а однополый секс в ряде штатов считался преступлением и предусматривал наказание.)

Когда Бейли оценил конкордантность гомосексуальности у близнецов, результаты его поразили. Среди 56 пар однояйцевых близнецов оба брата оказались геями в 52 % случаев[991]. Среди 54 пар разнояйцевых близнецов такие братья составили всего 22 %: эта доля была значительно меньше, чем в группе идентичных близнецов, но все же заметно превышала те приблизительные 10 %, которые приходились на геев в общей популяции. (Спустя годы Бейли узнает о самых показательных случаях. Например, в 1971 году в Канаде[992] через несколько недель после рождения разлучили двух близнецов. Одного из них усыновила состоятельная американская семья. Другого растила биологическая мать в Канаде, в совершенно непохожих условиях. Братья, которые выглядели практически идентично, даже не подозревали о существовании друг друга – пока случайно не столкнулись в канадском гей-баре.)

Мужская гомосексуальность не сводилась к одним генам, как обнаружил Бейли. Влияние семьи, друзей, школы, религиозных убеждений и социальной структуры определенно модифицировало сексуальное поведение – настолько сильно, что в целых 48 % случаев один из идентичных близнецов не был геем, в то время как второй был. Возможно, для высвобождения определенных моделей сексуального поведения требовались какие-то внешние или внутренние триггеры. Безусловно, всеобъемлющих репрессивных культурных установок, окружающих гомосексуальность, одному близнецу могло хватить, чтобы склонить его в сторону гетеросексуальности, а другому – нет. Но близнецовое исследование предоставило неопровержимые доказательства того, что гены влияют на ориентацию сильнее, чем, скажем, на склонность к диабету I типа (по которому конкордантность у идентичных близнецов не превышает 30 %), и почти так же сильно, как на рост (конкордантность у идентичных близнецов около 55 %).

Бейли сильно поспособствовал смещению диалога о сексуальной идентичности от риторики 1960-х, вращающейся вокруг «выбора» и «личных предпочтений», к сфере биологии, генетики и наследственности. Если мы не считаем предметом личного выбора тот или иной рост, развитие дислексии или диабета I типа, то и о сексуальной идентичности мы не можем думать как о выборе.

Но один ли ген задействован или несколько? И что это за ген? Где он расположен? Чтобы идентифицировать «ген гомосексуальности», Хеймер должен был провести исследование гораздо крупнее – и предпочтительно с участием семей, в которых сексуальные ориентации можно было отследить в нескольких поколениях. Для финансирования подобного исследования нужен был новый грант – но где, скажите на милость, бюджетник, изучающий биосинтез металлотионеина, возьмет деньги на охоту за геном, влияющим на человеческую сексуальность?

В начале 1991-го выйти на охоту ему помогли два новых обстоятельства. Первым был запуск проекта «Геном человека». Хотя точной последовательности человеческого генома не было как минимум еще лет десять, но картирование ключевых его ориентиров значительно упростило поиск любого гена. Задумку Хеймера – картировать ген, связанный с гомосексуальностью, – было методологически почти невозможно реализовать в 1980-х. В следующем десятилетии, когда генетические маркеры растянулись, будто лампочки гирлянд, вдоль большинства хромосом, это стало по крайней мере теоретически достижимо.

Вторым обстоятельством был СПИД. Заболевание в конце 1980-х выкашивало гей-сообщество, и под напором активистов и пациентов, чьими аргументами нередко становились акты гражданского неповиновения и агрессивные протесты, Национальные институты здоровья (НИЗ) наконец направили сотни миллионов долларов на исследования, посвященные СПИДу. Гениальным тактическим ходом Хеймера было пристегнуть охоту на «ген гомосексуальности» к такому исследовательскому проекту. Он знал, что саркома Капоши, которая раньше считалась редким вялотекущим онкозаболеванием, теперь с поразительной частотой встречалась среди мужчин-геев, больных СПИДом. Возможно, рассуждал Хеймер, факторы риска для развития саркомы Капоши как-то соотносятся с гомосексуальностью – и в таком случае обнаружение генов, связанных с одним, может привести к обнаружению генов, определяющих другое. Эта теория была совершенно ошибочной: позже выяснится, что саркому Капоши вызывает вирус[993], который передается половым путем и поражает в основном людей с ослабленным иммунитетом, что отлично объясняет ее соседство со СПИДом. Но тактика сработала блестяще: в 1991-м Хеймер получил от НИЗ грант в размере 75 тысяч долларов на исследование, посвященное поиску генов, связанных с гомосексуальностью.

Протокол 92-C-0078 был запущен[994] осенью 1991-го. К 1992-му Хеймер привлек в свое исследование 114 мужчин-геев. Он планировал использовать набранную группу, чтобы построить подробные генеалогические деревья, определить, носит ли сексуальная ориентация семейный характер, и если да – описать паттерны ее наследования и картировать соответствующий ген. Но Хеймер понимал, что картировать ген будет намного проще, если найти пары братьев, в которых оба брата гомосексуальны. У идентичных близнецов все гены одинаковы, а у обычных братьев общими оказываются лишь некоторые части геномов. Если Хеймеру удастся найти братьев-геев, то он сможет определить у них одинаковые участки ДНК и так обнаружить ген гомосексуальности. Это означало, что помимо родословных схем ему понадобятся и образцы генетического материала участников проекта. Бюджет Хеймера позволил пригласить подходящих братьев в Вашингтон и выплатить им по 45 долларов «командировочных» за выходные. Братья, многие из которых давно отдалились друг от друга, получили возможность встретиться. Хеймер получил пробирки с кровью.

К концу лета ученый собрал сведения почти о тысяче родственников и построил семейные деревья каждого из 114 мужчин-геев. Еще в июне он сел за компьютер, чтобы впервые взглянуть на собранные данные. Почти сразу он ощутил прилив радости от подтверждения гипотезы: как и у Бейли, в его исследовании сиблинги, то есть дети одних и тех же родителей, демонстрировали конкордантность по сексуальной ориентации около 20 %, что вдвое превышало средние по популяции 10 %. Полученные данные были достоверными, однако вскоре радость начала угасать. Хеймер прочесывал результаты вновь