Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– О чем ты? – удивленно спросил Мемнон.
– Ты ведь сам говорил нам, что Ювентина в Катане…
Мемнон горько усмехнулся:
– Ты допускаешь, что только ради свидания с любимой женщиной я веду за собой три тысячи человек?
– Прости, Мемнон. Я вспомнил об этом вовсе не для того, чтобы тебя обидеть.
Мемнон покачал головой.
– Я выбрал Катану целью похода, потому что бывал в этом городе и хорошо знаю его уязвимые места. Это позволит нам овладеть им с ходу.
– С ходу? – переспросил Сатир, в голосе которого прозвучало сомнение. – В прошлом году я видел мельком этот город по пути к Моргантине и обратил внимание на его мощные стены с высокими башнями…
– А я знаю наверное, что в одном месте стена Катаны разрушена, и мы сможем проникнуть в город без особого труда, если сделаем это быстро и неожиданно…
Воины разбили для Мемнона отдельную палатку, и он, как только стемнело, лег спать на установленную в ней походную кровать римского легата. Кроме нее, в руки победителей попали столовая утварь и многие другие его личные вещи. В связи с этим Мемнон, Сатир и Думнориг со смехом вспоминали о том, как незадачливый Клептий весной минувшего года был взят в плен под Капуей и потом проведен «под ярмом». Теперь римский вояка вновь оплошал, оставив неприятелю даже свою постель вместе с одеялом.
Спал Мемнон плохо, часто просыпаясь. Ночь не приносила прохлады. Воздух был насыщен удушливым запахом серы. Это объяснялось близостью Этны. Никто не предполагал, что через несколько часов начнется ее мощное извержение.
Перед самым рассветом Мемнон крепко заснул, но вскоре был разбужен многоголосым шумом и удивленными возгласами, раздававшимися снаружи.
Выскочив из палатки и взглянув в сторону Этны, он понял: вулкан пробудился, причем с большой силой. Сквозь густой черный дым, клубившийся над его вершиной, блеснул ослепительный молниеподобный свет, и высоко в небо взвился огненный язык.
– Это знамение богов! – раздался чей-то возглас, полный суеверного страха.
Пробудившаяся Этна, выбрасывая из своих многочисленных кратеров огонь, клубы пепла и дыма, сотрясала окрестности.
Мемнон, обходя палатки солдат, спокойно объяснял им, что Этна извергается с перерывами в восемь-десять лет и боятся этого только дети, женщины или те, кто рискнул поселиться вблизи нее.
– Это обычное природное явление! Всем сохранять порядок, соблюдать дисциплину и готовиться к походу! – повторял он.
Едва взошло солнце, восставшие двинулись по дороге, огибавшей западный склон Этны. Эта дорога вела к Адрану, городу, расположенному к юго-западу от Этны, у самого подножия горы.
К полудню колонна, растянувшаяся по узкой горной дороге на две римские мили, была на подходе к Адрану, но здесь движение отряда почти остановилось из-за толп беженцев, спешивших покинуть обжитые места, к которым уже приближались огненные потоки лавы, уничтожавшие все на своем пути. Мужчины, женщины с детьми, груженные скарбом ручные тележки, повозки, влекомые ослами и мулами, двигались по всем дорогам и тропам в сторону близлежащих городов – Адрана, Агирия, Центурип и Большой Гиблы, где беженцы надеялись найти пристанище у родственников и знакомых.
Жители расположенных здесь селений всегда находились под угрозой неожиданных и яростных извержений Этны.
Хвост колонны воинов частью перемешался с беженцами, которые спешили по единственной дороге, идущей в сторону Адрана. Город был построен на самом склоне огнедышащей горы, но на возвышенном месте. Лавовые потоки были ему не страшны. Обычно они обтекали его с запада и с востока, устремляясь либо в долину Симета, либо в сторону Катаны.
Время от времени окрестности вздрагивали от сильных подземных толчков. От вершины горы к небу время от времени взлетали тучи дыма и пепла.
В четверти мили от дороги на пути быстро стекавшего со склона огненного расплава находился небольшой поселок, в панике покидаемый жителями. Слышались испуганные крики женщин и плач детей.
Рядом с поселком уже горела каштановая роща, медленно пожираемая лавой.
Люди тащили по дороге тележки с поклажей, навсегда оставляя обреченный на гибель поселок.
Вдали полыхали гигантские пожары: горели брошенные селения и поросшие лесом ущелья, не тронутые прошлыми извержениями Этны на протяжении многих десятков лет.
Женщины, хотя они и догадывались, что рядом с ними по дороге идут отнюдь не сицилийские или римские солдаты, а самые настоящие мятежники-рабы, о которых среди свободных сицилийцев шла дурная слава, тем не менее, невольно жались к ним вместе со своими детьми, спасаясь от сыпавшихся сверху мелких раскаленных камней. Повстанцы прикрывали и себя, и их своими большими щитами.
Один из рукавов лавы, почти достигший дороги, казалось, выдохся и остановился, покрытый черной коркой. Он казался кучей застывшего пепла высотой немногим более человеческого роста. Но под коркой дышала нестерпимым жаром расплавленная магма. То, что лава казалась почти неподвижной, не обманывало местных жителей, уже знакомых с коварством извержений Этны. Она, хотя и очень медленно, ползла своим путем и в течение немногих дней могла достигнуть берега моря.
Какой-то сицилиец шутки ради бросил на корку лавы медную монету, и та быстро расплавилась у всех на глазах.
Мемнон собрал вокруг себя командиров и сообщил им о своем решении ускоренным маршем двигаться во главе передового отряда в семьсот человек мимо Адрана к Катане, чтобы еще ночью достигнуть города и захватить его до подхода основных сил.
Из восьми начальников колонн он взял с собой самнита Лукцея, отличавшегося храбростью и исполнительностью. Сатиру, Думноригу и Алгальсу он поручил командование всеми остальными силами. Они должны были привести войско к Катане не позднее седьмого часа следующего дня.
Отдав эти распоряжения, Мемнон приказал первым шести манипулам прибавить шагу.
В это время по толпам беженцев пронесся слух, что дорога на Адран перерезана потоком лавы. В панике люди ринулись на едва проторенную окольную дорогу в надежде выйти к городу раньше, чем лава снова преградит им путь. Семьсот воинов во главе с Мемноном, свернув с большой дороги вместе с беженцами, за первые два часа продвинулась вперед не более чем на три мили.
Окольная дорога шла по небольшой равнине, опустошенной предыдущим извержением Этны. Почва здесь была твердая и ровная, усеяннная кусками лавовых шлаков и прочими обломками вулканического происхождения.
Пройдя по этой равнине, отряд снова поднялся к большой дороге, которая перед самым закатом солнца привела воинов к Адрану.
Город назывался так по имени сицилийского бога огня. Это божество греки отождествляли со своим богом Гефестом, покровителем кузнецов. Жители Адрана и сами слыли поклонниками кузнечного ремесла, занимаясь изготовлением различного рода металлических изделий, в том числе и оружия. Об этом городе Мемнон слышал раньше и на всякий случай запечатлел его в своей памяти. Он наметил в будущем заключить Адран в осаду и принудить его к изготовлению оружия для примкнувших к нему рабов восточных областей острова.
Не останавливаясь у Адрана и не обращая внимания на грохот и огни Этны, Мемнон привел отряд к небольшому городку, опоясанному крепкой стеной. Он не был отмечен на карте. Здесь александриец дал воинам короткую передышку, и с наступлением темноты отряд двинулся дальше. Отсюда до Катаны оставалось около четырнадцати римских миль.
Отряд безостановочно шел почти всю ночь и за два часа до рассвета вышел на дорогу, тянувшуюся вдоль морского побережья, к северу от Катаны.
Мемнон повел солдат в обход города, туда, где у самого моря лежали в руинах крепостная башня и часть стены, разрушенные лавой во время извержения Этны девятнадцать лет назад, в год консульства Гая Фанния Страбона и Гнея Домиция Агенобарба. Если помнит читатель, об этом извержении Мемнону и Ювентине рассказывал минувшим летом кормчий «Прекрасного Главка».
Выйдя на морской берег, Мемнон остановил солдат, дав им отдышаться после ускоренного марша. Сам он с тридцатью бойцами, взяв с собой заранее припасенные факелы для подачи сигналов, отправился к развалинам, чтобы разведать, нет ли там сторожевого поста капуанцев. Александриец хотел убедиться, что власти Катаны не подняли жителей по тревоге, узнав о поражении римлян близ Аместрата и приближении к городу большого отряда восставших.
Как выяснилось