позднее, слухи о том, что со стороны извергающейся Этны вперемешку с беженцами идут по дороге к Катане какие-то вооруженные люди, не были всерьез восприняты катанским проагором и членами городского совета. О сражении под Аместратом они вообще ничего не знали. Им и в голову не могло прийти, что городу могут угрожать мятежные рабы, о которых в большинстве сицилийских городов говорили уже только в прошедшем времени.

На восточном побережье острова после известия о решительной победе Лукулла в сражении под Скиртеей уже никто не сомневался в том, что с бунтовщиками покончено раз и навсегда. Сиракузы, Катана, Тавромений, Мессана и другие приморские города восточного побережья быстро становились средоточием всякого рода дельцов, спекулянтов и ростовщиков, алчущих барыша и привыкших видеть в общественных бедствиях лишь предлог для лихоимства. Эти люди хлынули туда сразу же после известия о полном разгроме войска рабов. Они наперебой предлагали свои услуги пострадавшим и бежавшим от войны землевладельцам западных областей провинции – от ипотечных кредитов до продажи семенного зерна и рабов, привезенных с Делоса…

Никакого сторожевого дозора в северном углу Катаны Мемнон и его разведчики не обнаружили. Александриец приказал подать сигнал Лукцею, и очень скоро все семьсот воинов, стараясь не производить лишнего шума, пробрались через руины стен в спящий город.

Мемнон во время пребывания в Катане минувшей осенью достаточно хорошо изучил расположение ее улиц. Он приказал бойцам держать строй по пять человек в ряд и уверенно повел отряд к центру города.

Было еще темно, когда воины Мемнона, лязгая оружием, вышли на центральную площадь, которую со всех сторон обступали старинные общественные здания.

Самым величественным из них был бывший дворец последнего тирана Катаны, построенный самыми искусными архитекторами своего времени. Перед завоеванием римлянами всей Сицилии власть в Катане полностью принадлежала олигархам, которые из своей среды избирали городской совет и проагора – главу города. Во «дворце тирана» (он когда-то принадлежал тирану Мамерку, всевластию которого положил конец Тимолеонт) заседали «народные избранники», называвшиеся членами городского совета. Это внутреннее устройство Катаны римские завоеватели оставили нетронутым. Они всегда поддерживали в подвластых им общинах олигархические режимы.

Охранявшие здание совета наемники не оказали ни малейшего сопротивления, пораженные внезапным появлением неведомого врага. Их было не больше тридцати. Все они были разоружены и отведены под охраной в одно из внутренних помещений дворца.

В это время уже рассвело. Мемнон послал к главным въездным воротам Лукцея с двумя манипулами. Остальные воины расположились возле пританея перед зданием совета.

Затем Мемнон обратился к стоявшему рядом с ним начальнику наемников:

– Сейчас ты пойдешь к проагору и объявишь ему, что город занят войсками царя Сальвия Трифона под предводительством его стратега Мемнона из Александрии. Скажешь ему, что если он хочет избежать погромов, насилия и убийств, пусть явится ко мне и призовет сюда также всех членов городского совета. Вместе мы обсудим, какие меры необходимо предпринять, чтобы сохранить в городе порядок и спокойствие. Предупреди проагора, что если я не увижу его в течение получаса, вся ответственность за последствия целиком ляжет на него.

События этого утра в Катане разворачивались стремительно. Лукцей со своими воинами быстро обезоружил охрану главных въездных ворот и занял обе крепостные башни. Ни один из наемников при этом не оказал сопротивления – настолько все они были ошеломлены. Многие повстанцы имели римское вооружение, поэтому городские стражи порядка поначалу приняли их за римлян.

Тем временем к Мемнону явились проагор и несколько членов городского совета. Все они были бледны, растеряны и плохо соображали, когда александриец обратился к ним со словами о том, на каких условиях жители Катаны будут избавлены от грабежей и насилия. Он предупредил проагора, что на подходе к городу его трехтысячное войско и ему, хорошо знающему своих людей, трудно будет удержать их от ярости и стремления ворваться в город, если они окажутся без провианта, а также без заступов, дерновин, кирок и всего необходимого для строительства лагеря.

– В ваших интересах обеспечить всем этим моих солдат и, кроме того, позаботиться о том, чтобы жители города соблюдали привычный порядок. В противном случае я вынужден буду разместить всех солдат непосредственно в городе, а это, как вы сами понимаете, может привести к очень плохим последствиям, – закончил Мемнон свою речь.

– Мы вынуждены подчиниться силе, – выдавил из себя проагор. – Но не означает ли появление в городе такого большого войска, что в скором времени жителям его придется испытать все ужасы осады? – спросил он, тоскливо сознавая, что его вопрос в высшей степени наивен.

– Пока твои опасения не имеют под собой никаких оснований, – милостивым тоном успокоил его Мемнон. – Римляне слишком заняты осадой Триокалы, куда отступили Трифон и Афинион после неудачного для них сражения. Война продолжается. У Лукулла не хватит сил одновременно осаждать сразу несколько городов, а если он пришлет сюда свой отряд, мы не станем прятаться за городские стены. Мы достаточно сильны, чтобы встретить врага лицом к лицу и нанести ему сокрушительное поражение.

Проагор проявил благоразумие и распорядительность, приняв необходимые меры, чтобы все требования предводителя мятежных рабов выполнялись неукоснительно.

Первым делом по распоряжению проагора во все кварталы были отправлены глашатаи, которые от его имени объявляли, что город занят войсками царя Трифона, и призывали жителей к спокойствию.

В городе не обошлось без суматохи, паники и женского плача. Жители пребывали в страхе, ожидая самого худшего. Но глашатаи, посланные проагором на улицы города, довольно быстро разъяснили им особенности создавшегося положения, убеждая безропотно выполнять, по сути дела, весьма скромные требования мятежников.

В два часа пополудни на дороге, ведущей от Адрана, показались отряды, предводимые Сатиром, Думноригом и Алгальсом. Воины двигались в правильном строю, изумляя катанцев своим вооружением и развевающимися тряпицами знамен, которые придавали подходившим к городу колоннам вид настоящего войска, а не беспорядочной вооруженной толпы. Знаменами восставших были значки римских и латинских манипулов, которые они взяли с бою у противника в сражении под Аместратом: Мемнон распорядился использовать эти трофейные знамена в качестве временных, раздав их в награду наиболее отличившимся манипулам.

Александриец примчался верхом на коне к двигавшейся по дороге колонне воинов, которые радостно его приветствовали. Сообщение о взятии Катаны было встречено восторженными криками, грохотом и звоном оружия.

Мемнон призвал воинов к строительству лагеря, запретив им квартироваться в городе.

– Я, как и царь наш Сальвий Трифон, придерживаюсь того мнения, что солдаты на войне должны находиться в своем лагере, не расслабляя свои тела и дух свой городскими удобствами.

Слова Мемнона были восприняты воинами с полным пониманием, без ропота.

Тем временем жители города, выполняя распоряжение проагора, поспешно сносили и свозили в одно место зерно, муку, печеный хлеб и даже пригоняли свиней (катанцы славились выращиванием этих животных, которых не только употребляли в пищу, но и в больших количествах регулярно приносили в жертву богине Деметре, покровительнице земледелия), а также доставляли всевозможные орудия для земляных работ, только бы не допустить того, чтобы многочисленное войско мятежных рабов вломилось в город.

Покончив с необходимыми делами, Мемнон незадолго до заката поспешил в усадьбу Лонгарена, где его с нетерпением ждала Ювентина.

После известия о поражении восставших под Скиртеей она жила, изнывая от мучительной тревоги и неизвестности. Когда же пришла весть о появлении мятежных рабов в Катане, это сразу навело ее на мысль, что их привел с собой не кто иной, как Мемнон, потому что он не раз говорил ей, что город легко можно взять через обрушенную крепостную стену у берега моря.

Ювентина была вне себя от радости, когда доподлинно узнала, что не ошиблась.

Мемнон примчался в усадьбу с тридцатью всадниками охраны. Оставив всадников у ворот, он ворвался в дом и сжал в объятиях любимую подругу…

* * *

В имении Лонгарена Мемнон застал Сирта, который накануне прибыл из Абрикса с сумками, набитыми письмами. Он по-прежнему исполнял свои обязанности