— Ты что? — огрызнулся Фарамунд. — Подождичуть. Сейчас я... ого, какой тяжелый!.. Сейчас прибегут лекари...

Жернов откатился в сторону. Вскрикнул Вехульд, одна из стрелпробила доспехи на плече, другая воткнулась в руку.

— Дур... рак, — прохрипел Громыхало, — яумираю... Убей меня мечом... чтобы не сказали потом... что меня убилаженщина...

Кровь хлынула из его рта таким бурным потоком, что залила ибез того красную грудь, побежала по плитам, не успевая впитываться в щели.Глаза старого воина смотрели умоляюще.

Стиснув зубы, Фарамунд ударил гиганта мечом под левое нижнееребро. Руку дернуло, словно зверь в глубине широкой грудной клетки ухватиллезвие зубами и пытался грызть: это лезвие достигло огромного сердца, что всееще бурно качало кровь, не понимая, почему приходит все меньше.

В глазах Громыхало он прочел любовь и благодарность.Блестящие глаза героя смотрели почти весело. Жизнь он завершал достойно икрасиво...

Набежали воины, с размаха ударили окованным бревном. Дверьот страшного толчка разлетелась в щепы. В темный пролом, где тускло блестели настенах факелы, врывались рассвирепевшие франки.

Фарамунд, стиснув зубы, все поддерживал голову старогодруга. Теплая кровь бежала из ран, плиты залило. Из дома раздался пронзительныйженский крик.

— Не убивать! — крикнул Фарамунд вбегающим в домвоинам. — Живыми посадим на колья!.. Я этот город... этот город...

Часом позже, шатаясь в седле от горя и ярости, он медленноехал через Помпеум. Дома уже догорали, но черные от копоти остовы стоялинерушимо. Всюду стоял плач, крики, стоны. Всех захваченных мужчин перебили,только самых последних, спохватившись, сберегли для казни. Теперь на главнойплощади поставили три десятка кольев, на них корчились в жутких муках последниеримляне Галлии.

С женщин сорвали одежды, согнали стадом на площадь, где вжутких муках умирали их мужья и братья. Молодых франки бросали тут же на плитыи жестоко насиловали, а если какая пыталась от бесчестья покончить с собой, тойраспарывали живот и с хохотом вытаскивали кишки.

На площадь выходило книгохранилище. Франки с победнымипеснями вытаскивали корзинами груды книг, вываливали в широкую лужу на краюплощади. Один франк подобрал тяжелый молот и с мощным уханьем отбивал причинныеместа у мраморных статуй римских богов, утверждая тем самым торжество своихбогов, могучими ударами сокрушил лица, отбил руки, а затем, разохотившись,расколол чужие идолы на блистающие осколки мрамора.

— Круши, — велел сквозь зубы Фарамунд. — Дапоселятся здесь только призраки! Призраки и всякая нечисть, что прет из-подземли по ночам.

Он пустил коня вверх по широкой мраморной лестнице. Белыймрамор был залит кровью. Она уже свернулась, скатывалась коричневыми комками.Множество отвратительных мух облепляло трупы на ступеньках. Огромные двери водворец распахнуты настежь, конь осторожно переступил через труп крупногомужчины с разрубленной головой. Фарамунд слегка нагнулся в проеме, подковызвонко застучали по мозаичному мраморному полу.

Грузный пожилой человек висел, распятый на массивномдеревянном панно. На полу растекалась лужа крови. Красные струйки медленностекали по ногам, срывались на пол крупными каплями.

Фарамунд поморщился:

— Плохой из тебя палач... Чем больше вытекает крови,тем меньше он чувствует боль.

Голос дрогнул, перед глазами встало залитое кровью лицоГромыхало. Начинающий палач буркнул:

— Может, и плохой... Да только и он уже не тот... нетот железный римлянин.

— Готов говорить?

Палач вместо ответа захватил огромными клещами палецпленника. Стоны сменились воплем. Человек вскинул голову, лицо было безобразнойкровавой маской. Клочья кожи свисали на грудь, из правой щеки сквозь глубокийпорез смотрели зубы.

— Что... — прошамкал он разбитым ртом. — Чтовы хотите... узнать... еще?

Палач кивнул на Фарамунда:

— Есть еще вопросы у нашего рекса.

— Кто? — спросил Фарамунд. — Кто предупредил?

Голос его был резким как удар кнута. Префект дернулся:

— Я уже сказал... где мое золото... Что вам еще?

— Кто-то предупредил, — сказал Фарамунд. — Ячую! Вы уже ждали нас!

— Просто... часовые... Мы всегда...

Палач и без кивка рекса быстро захватил пальцы другой руки вклещи. Там еще оставались три целых. На этот раз, наловчившись, он зажал тольконогти, заметив, что в этом случае префект вопит громче, чем когда простооткусываешь пальцы.

Префект всхлипнул, в горле забулькало. Послышался едваслышный хруст, палач отпустил раздавленную фалангу пальца, захватил другую.

— Убейте... — услышал Фарамунд слабыйголос. — Убейте... Во имя Христа... Во имя ваших богов...

— Кто? — повторил Фарамунд. — Я чувствую, чтокто-то предупредил. Я захватил не один бург, но никогда у меня не было столькопотерь. Кто-то за это поплатится!.. Если не скажешь, то будешь умирать оченьмедленно... Эй, приведете лекаря!.. Я не хочу, чтобы он умер. Теперь он будетумирать оч-ч-ч-чень долго.

Префект простонал:

— Если скажу... дашь быструю смерть?

— Обещаю.

— Нас, в самом деле... предупредили...

— Кто?

— Блестящий воин...

— Имя!

— Он не говорил...

Фарамунд сказал с угрозой:

— Ты не поверишь первому встречному. Я сам мог прислатьего, чтобы ты и твои люди пару ночей провели без сна... А на третью, когда высвалитесь с ног, я бы атаковал!

Префект прошептал:

— Да... Я потребовал дока... зательств... Он сказал,что его зовут Редьярд. Он двоюродный брат... твоей жены... Он знатен...

Фарамунд кивнул палачу. Тот быстро выхватил меч. Лезвиеблеснуло тускло, послышался хрип, голова префекта упала на грудь. Кровь изразрубленного горла хлынула широкой струей.

К вечеру молодых женщин разобрали, увели, так и ни непозволив одной прикрыть наготу. Старух зарубили еще в домах, а здесь на площадипроткнули копьями тех, на кого не отыскалось охотников. Фарамунд знал, чтоуцелевших некоторое время будут тащить за войском, а потом подурневших и уженичего не соображающих, не чувствующих, оставят на очередном привале. Возможно,привязанными к деревьям, чтобы лесному зверью не пришлось за ними долго бегать.

Тревор сбросил плащ на руки оруженосца. Ступеньки затрещалипод его весом. Брунгильда выбежала навстречу. В огромных расширенных глазах былстрах и жадное нетерпение.

— Ты его отыскал?

— Здравствуй, моя девочка, — ответил он. —Сейчас я собью пыль, чуть промочу горло... Ну, перекусить бы тоже не мешало...