– Вот это, – ответила королева.

Она стояла перед троном на помосте у дальней стены. Тронвозвышался над всеми прочими предметами в зале, как подобало ее положению. Но былина помосте еще два трона чуть пониже ее собственного, обычно отведенные дляконсорта и наследника. Сегодня же Эймон стоял рядом с королевой, и трон его былпуст.

На другом малом троне сидел Кел. За его спиной находиласьСиобхан. Кеелин у его ног на мягкой табуреточке, как комнатная собачка. Келсмотрел на мать, и что-то в его лице читалось близкое к панике.

Розенвин пододвинулась ближе к Сиобхан. Она была у Келазаместительницей капитана стражи, занимала тот же пост, что и Холод. Ее волосы,напоминающие сахарную вату, лежали короной кос на голове, как чаша, сплетеннаяиз розовой пасхальной травки. Кожа у нее была цвета весенней сирени, глаза –расплавленное золото. Я ее считала красивой, когда была маленькой, пока она мнеясно не дала понять, что я – низшее существо. Шрам в виде ладони у меня наребрах остался от Розенвин, и это она чуть не раздавила мне сердце.

Кел встал так резко, что Кеелин покатилась вниз поступенькам, поводок ее натянулся. Он даже не посмотрел на нее, пока онавставала.

– Мама, ты этого не сделаешь!

Она глянула на него, все еще показывая нам рукой на пустоекресло Эймона.

– Я сделаю, что пожелаю, сын мой. Или ты забыл, чтокоролева здесь пока что я?

В ее голосе прозвучала интонация, от которой любой, кромеКела, бросился бы ниц на пол, ожидая удара. Но это был Кел, а с ним она всегдаобращалась мягко.

– Кто правит сейчас, я знаю, – ответил Кел. –Меня беспокоит, кто будет править потом.

– И это тоже только моя забота, – ответила она всетем же таким спокойным, таким опасным голосом. – И мне интересно, кто могпоставить такое мощное заклинание прямо в тронном зале и так, что никто большене заметил.

Она оглядела обширное помещение, останавливая взгляд накаждом лице, сидящем на низком троне. По обе стороны зала стояли шестнадцатькресел на помостах, и вокруг них – скопления кресел поменьше, но в главныхкреслах сидели главы каждой царственной семьи. Королева внимательно глядела наних, особенно на тех, кто был ближе к двери.

– Очень мне интересно, как можно было нашептать такоезаклинание и никто этого не заметил.

Я посмотрела на сидящих у дверей сидхе; они отводили глаза.Они знали. Они видели. И ничего не сделали.

– Такое сильное заклинание! – Андаис покачалаголовой. – Если бы мою племянницу не поддерживали двое стражей, она моглабы упасть и шею сломать. – Холод стоял, держа меня на руках, но не делалпопытки приблизиться. – Принеси ее сюда, Холод. Пусть воссядет возле меня,как ей надлежит.

Холод понес меня вперед. Дойл и Гален шли от него справа ислева. Рис и Китто шли арьергардом.

На нижней ступени трона Холод преклонил оба колена. Он стоялна коленях, держа меня на руках, и без всякого напряжения, будто мог такпростоять всю ночь и руки не задрожат. Я мельком подумала, что у него,наверное, и ноги не онемеют от такого долгого стояния на коленях.

Остальные упали на колени чуть позади и по обе стороны отнас. Китто даже не просто встал на колени, а распростерся на полу ниц, раскинувслегка ноги, будто кающийся грешник какой-то секты. До этого я не до концапонимала его проблемы. Существуют вполне определенные типы поклонов иреверансов, которые полагается отдавать в зависимости от того, кто отдает икому. Китто не принадлежал к королевской крови даже среди гоблинов, иначе Курагоб этом упомянул бы. Это было двойное оскорбление – отдать меня гоблину,который еще и простолюдин. Китто не было позволено касаться ступеней трона безпрямого приглашения. Только члены других царственных домов сидхе имели правоопускаться в тронном зале на колени, не склоняя тело.

Китто не знал, какой здесь протокол, и выбрал поэтомунаиболее подчиненную позу. В этот момент я поняла, что он вполне согласится наплоть вместо секса. Его гораздо более интересовало остаться в живых, чем как быто ни было потешить свою ложную гордость.

– Иди и воссядь, Мередит. Сделаем это объявление, покане сработал еще какой-нибудь капкан.

При этих последних словах она посмотрела на Кела. Я тожеотнесла бы заклинание на его счет, но только потому, что, когда со мнойслучалась при Дворе какая-нибудь гадость, прежде всего на ум приходил он.Андаис всегда смотрела на него по-иному. Что-то между ними произошло такое, чтоизменило отношение Андаис к ее единственному сыну. Что же он мог такоесотворить, чтобы обернуть ее против себя?

Одним непринужденным движением Холод поднялся на ноги ипонес меня вверх по ступеням. Я ощущала, как движутся его ноги. Он бережноопустил меня в кресло, вытащил из-под меня руки, потом опустился передо мной наодно колено, держа мою левую ногу на своем колене.

Я оглядела зал. Меня никогда не допускали на помост, и яникогда не видела зал в этом ракурсе. Не было ощущения особенной высоты илиособенного величия, но было ощущение собственного права.

– Принесите Мередит табурет, чтобы положить ногу. Когдая оглашу свою волю, Ффлур может ее осмотреть.

Она ни к кому в отдельности не обращалась, но тут же к нампоплыла скамеечка для ног с мягким сиденьем. Я старалась не смотреть, намеренноотводя глаза от плывущей скамеечки. Призрачная белая тень держала ее втоненьких ручках. Белая дама поставила скамейку рядом с ногой Холода. Я ощутиладавление, будто тяжесть грома наполнила клочок воздуха, – это былоощущение призрака, стоящего слишком близко. Мне не надо было видеть ее, чтобызнать, где она. Давление ослабло, и я знала, что белая дама поплыла прочь.

Холод опустил мою ногу на очень низкую скамеечку. Я подавиластон боли, но зато боль помогла голове проясниться. Меня уже не пыталосьпокинуть сознание.

Третье покушение на меня за одну ночь. Кто-то оченьрешительно настроен.

Холод встал за мной, как Сиобхан стояла за Келом, как Эймонвстал позади королевы.

Андаис смотрела вдаль, поверх голов собравшейся знати.Гоблины и низшие народы, те, кого вообще пригласили, рассыпались за резнымидлинными столами по обе стороны комнаты. Но даже царю Курагу не полагался здесьтрон. Здесь он был всего лишь одним из многих.

– Да будет известно, что принцесса Мередит, дочь моегобрата, отныне моя наследница.

Шум подавленных охов и ахов пролетел по залу как ветер,потом стих, и снова воцарилась тишина. Тишина такая плотная, что белые дамыподнялись в воздух полувидимыми облачками и затанцевали на ней.

Кел уже вскочил на ноги:

– Мама!

– Мередит наконец вошла в силу. Она – носительница рукиплоти, каким был до нее ее отец.

Кел все еще стоял.