– Я не верю, – провозгласил Кел. – У нихсегодня не было секса.

Андаис повернулась к нему:

– И не было заклинания похоти в машине, когда они ехалина заднем сиденье?

Кровь волной отлила от лица Конри, он болезненно побледнел.Одного этого было достаточно. Заклинание похоти было его работой. Хотя мало ктоиз сидхе усомнился бы, кто приказал ему.

– Не только Мередит сегодня ночью трудилась как пчелка.

Голос королевы нагрелся возникающей и по-настоящемуутонченной яростью.

Кел выпрямился на троне и при этом сумел уйти глубже вкресло. Сиобхан вышла из-за его спины и встала рядом – не между принцем икоролевой. Но движение было такое, будто она собиралась это сделать. Сиобханобъявила перед всем Двором, на чьей она стороне. Андаис этого не забудет и непростит.

Розенвин заколебалась и не сразу последовала примеру своейначальницы. Она в конце концов встала рядом с Сиобхан, но нежелание выбиратьмежду принцем и королевой было явственно видно. Лояльность Розенвин прежде всегопринадлежала самой Розенвин.

Эймон встал рядом с королевой, а Дойл придвинулся на шаг ккоролеве, будто не уверенный, куда ему следует встать. Никогда раньше я невидела, чтобы он усомнился, в чем состоит его долг. Я видела, как королевапосмотрела ему в лицо, и подумала, что его нерешительность задела королеву. Онтысячу лет был ее телохранителем, ее правой рукой, ее Мраком. Сейчас же онсомневался, должен ли он отойти от меня и встать с нею.

– Хватит этого, – произнесла Андаис, и яростьплеснула в этих простых словах. – Я вижу, у тебя еще одно завоевание,Мередит. Мой Мрак не колебался ни разу тысячу лет своей службы, а сейчас онпереминается с ноги на ногу, не зная, кого из нас защищать, если дело обернетсяплохо.

От ее взгляда я покрепче ухватилась за руку Риса.

– Радуйся, что ты кровь от крови моей, Мередит. Длялюбого другого привлечение моих вернейших слуг на свою сторону кончилось бысмертью.

Это очень было похоже на ревность, но все годы, когда я ужевыросла и могла понимать, она ни разу не обращалась с Дойлом иначе как сослугой, со стражем. Никогда она не обращалась с ним как с мужчиной. За тысячулет он ни разу не был ее избранным любовником. А сейчас она ревнует.

Выражение лица у Дойла было мирное, растерянное, удивленное.Я в этот момент поняла, что когда-то он любил ее, но это уже в прошлом и делотут не во мне. Андаис его отторгла попросту тем, что не обращала на неговнимания. Слишком это был интимный момент для такого публичного представления.

Среди людей мы отвернулись бы, создавая им иллюзиюуединения, но у сидхе так не принято. Мы глядели, мы ловили каждый нюансвыражения лиц, и наконец, через какие-то минуты, Дойл шагнул назад, встал околоменя и положил мне руку на плечо. Это не был особенно интимный жест, тем болеепосле представления, которое устроил только что Гален, но для Дойла и в такоймомент он был интимным. Он, как Сиобхан, выбрал, кому будет верен, и сжегмосты.

Я знала и раньше, что Дойл будет защищать меня ценой собственнойжизни, потому что так приказала королева. Теперь я знала, что он будет менязащищать потому, что, если я погибну, королева никогда уже ему не поверит. Онникогда не станет снова ее Мраком. Теперь он мой, к добру или к худу.Совершенно новый смысл старой фразы "Покуда смерть не разлучит нас".Моя смерть теперь почти наверняка означала и его смерть.

Я не сводила глаз с тети, но голос возвысила, чтобы он былслышен во всем зале:

– Все они – мои консорты.

Хор протестов разнесся по комнате, их перекрыл мужскойголос, крикнувший:

– Со всеми с ними тебе не переспать!

И выкрик: "Шлюха!" – кажется, женским голосом.

Я подняла руку жестом, которым иногда пользуется моя тетя.Зал не затих намертво, но я смогла говорить дальше.

– Моя тетя, в ее августейшей мудрости, предвидела, чтомогут возникнуть дуэли. Что повесить морковку в виде женской близости передлицом стражей – это может привести к большому кровопролитию. Мы могли быпотерять лучших и талантливейших из нас.

– Будто ты такой уж трофей! – выкрикнул женскийголос.

Я рассмеялась, ухватив пальцами плечо Риса, будтонабалдашник трости. Китто подскочил и предложил мне свою руку для опоры – я еес благодарностью приняла. Боль от лодыжки стала подниматься вверх.

– Я узнала твой голос, Дилис. Нет, я не такой ужтрофей, но я женщина и не запретна для них – в отличие от прочих. Этопревращает меня в ценный приз, нравится это кому-то или нет. Но моя тетяпредупредила проблему.

– Да, – подтвердила Андаис. – Я велелаМередит выбрать из вас не одного, не четырех, не пятерых, но многих. И ейдолжно использовать вас как личный... гарем.

– Дозволено ли нам будет отказаться, если она насвыберет?

Я поглядела в толпу, но не разглядела, кто спросил.

– Вы вольны отказаться, – ответила Андаис. –Но кто из вас отказался бы от шанса стать следующим королем? Ибо, если онародит ребенка от одного из вас, тот будет уже не консортом особы царской крови,но монархом.

Гален и Конри все еще стояли в трех ярдах друг от друга,переглядываясь с неприязнью.

– Мы уже знаем, кого она хочет себе в короли. Она этоизлишне ясно сегодня дала понять, – сказал Конри.

– Я дала понять только, – возразила я, – чтоне буду спать с тобой, Конри. Остальное, как говорится, у кого получится.

– Ты не сделаешь Галена своим царственнымконсортом, – сказал Кел, и в голосе его звучало удовлетворение. –Если ты забеременела, это был его последний раз.

Я поглядела на него, пытаясь понять, откуда такая вражда, ине смогла.

– Я договорилась с королевой Нисевин до того, как делозашло слишком далеко.

– И что ты предложила Нисевин?

Крошечная королева поднялась над толпой с полки, где стоялее миниатюрный трон, похожий на кукольный дом, окруженная своим двором:

– Кровь, принц Кел. Не кровь низшего дворянина, нокровь принцессы.

– У всех нас в жилах есть метка Темного Двора,кузен, – сказала я.

Сиобхан выступила вперед, спасать господина, защищать егословами, как защищала бы мечом.

– А если гоблин сделает ей ребенка?

Этот вопрос задала Сиобхан.

Королева повернулась к ней:

– То гоблин будет королем.

Возмущенный ропот пробежал по Двору – бормотания, проклятия,восклицания ужаса.

– Мы никогда не станем служить королю изгоблинов! – провозгласил Конри.

Протест поддержали другие.