– Ничего подобного! Он просто нашел способ, позволяющийделать вид, что он живет как обычный смертный. Способ жить вместе со смертными.Он убивал только злодеев и рисовал, как делают это смертные. Когда тырассказывал о нем, ты заставил меня видеть перед собой ангелов, голубое небо иоблака. Он создавал то, что несло в себе доброе начало. И я вижу в нем толькомудрость и полное отсутствие тщеславия. Ему не было нужды раскрывать своюистинную сущность. Он прожил тысячу лет и все это время больше верил небеснымвидениям, которые изображал на своих картинах, чем себе самому.

Арман явно смутился.

– Кого сейчас интересуют дьяволы, рисовавшие ангелов?

– Это всего лишь метафоры, – ответил я. – Ина самом деле все это имеет значение! Если ты хочешь возродиться и вновьувидеть перед собой Путь Дьявола, это имеет значение! Существует множествоспособов нашего существования. Если бы я только мог имитировать жизнь, найтипуть…

– То, что ты говоришь, мне непонятно и мало меняинтересует. Бог давно от нас отказался.

Габриэль бросила на него быстрый взгляд.

– Ты веришь в Бога? – спросила она.

– Да, я всегда верил только в Бога. Это сатана, нашгосподин, не больше чем выдумка. И выдуманный господин предал меня.

– Тогда ты действительно проклят! – воскликнуля. – Ибо тебе прекрасно известно, что твое вступление в братство ДетейТьмы было бегством от греха, который на самом деле грехом не был.

Арман вскипел от гнева.

– Ты отчаянно жаждешь того, что никогда не можешьиметь, – возразил он, и голос его неожиданно зазвенел. – Ты смогпровести Габриэль и Никола через барьеры, отделявшие их от тебя, но сам никогдане вернешься обратно.

– Почему же ты не в состоянии сделать выводы изсобственного рассказа? – спросил я. – Или ты не в силах проститьМариуса за то, что он не предупредил тебя об их существовании и позволил тебепопасть в их руки? И теперь не желаешь принять от Мариуса ничего, даже намекана то, как тебе жить дальше? Я, конечно, не Мариус, но хочу сказать вот что: стого момента как я ступил на Путь Дьявола, я слышал только лишь об одномвампире старше меня по возрасту, который мог бы меня чему-то научить. И этотвампир – Мариус, твой Мастер из Венеции. И сейчас он разговаривает со мной. Онучит меня бессмертию.

– Ты смеешься надо мной!

– Нет, это не насмешка. А твое сердце разрывается примысли о том, чего у тебя уже не будет, – нового объекта для поклонения,другого источника воздействия и влияния на тебя.

Ответом мне было молчание.

– Мы не можем стать для тебя еще одним Мариусом, –снова заговорил я, – или мрачным господином Сантино. Мы не художники,наделенные способностью широкого видения мира, чтобы вести тебя вперед. И незлобные предводители общества, уверенные в своем праве обрекать на гибельтысячи себе подобных. А именно такая власть, великое господство и уверенность всвоем праве наставлять других нужны тебе сейчас.

Я невольно вскочил на ноги, подошел поближе к камину ипосмотрел на Армана сверху вниз.

Краешком глаза я увидел, что Габриэль едва заметно кивнуламне в знак одобрения и на секунду прикрыла глаза, словно позволив себе наконецвздохнуть с облегчением.

Арман сидел совершенно неподвижно.

– Ты должен пройти через эту пустоту и отыскать то, чтозаставит тебя продолжать жить. Если же ты пойдешь с нами, то мы помешаем тебесделать это, а ты погубишь нас.

– Но как же мне пережить все это? – Он поднял наменя полные страдания глаза, и брови его в мучительном раздумье сошлись напереносице. – С чего начать? Вы ходите по земле словно посланники самогоБога! Но для меня реальный мир, мир, в котором жил Мариус, недосягаем. Яникогда в нем не жил. Я бьюсь о стекло, не зная, как проникнуть на другуюсторону.

– В этом я не могу тебе помочь.

– Тебе необходимо узнать нынешний век, – вмешаласьГабриэль.

Слова ее, сказанные очень спокойным тоном, тем не менеепрозвучали как приказание.

Он обернулся в ее сторону.

– Тебе нужно понять, в какое время мы живем, –продолжала она. – С помощью литературы, музыки, искусства вообще. Ты самсказал, что вышел из-под земли. Так научись теперь жить на ней.

Он молчал. В моем сознании вспыхнули вдруг видения: квартираНики, в которой все перевернуто вверх дном, кучами сваленная на полу мироваяцивилизация.

– А есть ли для этого лучшее место, чем бульвар и театрна нем, которые поистине являются центром жизни и отражением всего, чтопроисходит на свете? – спросила Габриэль.

Он хмуро покачал головой, отказываясь от ее предложения. Ноона настойчиво продолжала:

– Ты обладаешь даром предводителя общества, и твоиподданные все еще там.

Он издал не то вздох, не то вскрик отчаяния.

– Никола не имеет никакого опыта, – настаивалаГабриэль, – он может многое рассказать им о жизни за пределами театра, ноне может по-настоящему управлять. Эта женщина, Элени, очень умна, но она судовольствием уступит тебе место.

– Что для меня в их играх? – прошептал он.

– Это способ существования, – ответилаГабриэль. – И это все, что для тебя сейчас важно и нужно тебе.

– Театр вампиров! Я скорее предпочту огонь!

– Подумай хорошенько. Ты не станешь отрицать, что вэтом есть своя прелесть и даже совершенство. Все мы не более чем иллюзорныеобразы тех, кого называют смертными, а театр – иллюзорное воспроизведение того,что называют реальной жизнью.

– Это так отвратительно для меня, – ответилон. – Лестат совершенно справедливо назвал сие пустячной мелочью. Так,кажется?

– Это касалось только Никола, потому что Никола выдумалкакую-то поистине фантастическую философию, – покачала головой она. –А ты не должен ничего изобретать, ты просто должен жить так, как жил, когда былучеником Мариуса. Живи и познавай этот век. К тому же Лестат не верит в то, чтозло имеет свою цену. А ты веришь. Я знаю, что веришь.

– Я сам есть зло, – с неким подобием улыбкиответил Арман, и мне показалось, что он готов расхохотаться. – Так что этоне вопрос веры или неверия. Но неужели ты думаешь, что после трехвековогоследования по пути, освященному духовностью, я смогу свернуть на дорогусластолюбия и разврата. Мы были святыми проповедниками зла! И я не хочустановиться обыкновенным злом!