С каждой минутой становилось светлее, и в тот момент, когдав небе появилось созвездие целого вертолетного соединения, задержавшийсяВостоков заметил приближающуюся фигуру полковника Сергеева. На этот раз тот былв своей полной форме, которая, надо сказать, выглядела на нем довольно дико.

– Разъехались? – еще издали и негромко спросил онВостокова. Звук приближающихся вертолетов был пока еще подобен жужжанию шмелей,и потому негромкий голос Сергеева прозвучал гулко и отчетливо на площади,выложенной цветной плиткой, с кинетической и в этот утренний час едваколышащейся скульптурой.

Востоков сидел как раз у подножия этой скульптуры,олицетворяющей, по мысли ее творца, «Стойкость хрупкого». Закинув ногу на ногуи скрестив руки на груди, он смотрел на приближающегося Сергеева. «Любопытно,сам он меня застрелит или прикажет вертолетной сволочи», – думал он.

Сергеев подошел вплотную.

– Почему не задержали? У вас ведь был приказ, – вголосе Сергеева тоже слышалось нескрываемое любопытство, и Востоков подумал,что это свойство не покидает людей их профессии, пожалуй, даже в самыекритические минуты.

– Как думаете, почему? – надменно спросил онСергеева. – Не догадываетесь?

– Молодец, Востоков, – вдруг сказал московскийполковник, сделал было движение, чтобы хлопнуть коллегу по плечу, но почему-тоне решился. – Я в тебе не ошибся, Востоков. Бери-ка свою тачку ииспаряйся, пока не поздно. Лучший выход для тебя – испариться.

– Даже если бы я и выполнил приказ? – вновьВостоков дал волю своему неистребимому любопытству.

– В этом случае – тем более, – сказал Сергеев.

– Яки, – сказал полковник Востоков. – Я тожев вас не ошибся, Сергеев.

За несколько минут до того, как из вертолета посыпалисьотборные молодчики спецгруппы ГБ, темно-вишневый «фольксваген» Востокова успелзавернуть за угол «Курьера», а потом нырнул в ближайший тоннельчик ПодземногоУзла.

Дока по таким делам, офицер-азербайджанец был основательноразочарован – чехословацкий вариант, когда он, азербайджанец, построил всеправительство вдоль стенки с поднятыми руками, сорвался; здесь, в Симферополе,товарищи оказались не столь сознательные.

На больших высотах небоскребов вдоль Бульвара 20 января спервыми лучами солнца появились красные и трехцветные флаги. Чем вышеподнималось солнце, тем гуще становилась толпа на широченных тротуарах главногобульвара Симфи. На несколько часов раньше обычного открылись все кафе и бары-экспрессо.Царило радостное возбуждение. Молодежь развешивала по ветвям платанов лозунгитипа «Привет, Москва!», «Советский Остров приветствует советский материк!»,«Крым + Кремль = Любовь!» и самый оригинальный: «Пусть вечно цветет нерушимаядружба народов СССР!» Автомобильные реки еле-еле текли в обоих направленияхвдоль Бульвара. Полиция сбилась с ног, стараясь очистить главную улицу столицыдля церемониального прохода частей родной Советской Армии. До восьми утра,однако, в центре не было видно ни одного советского солдата. Огромные экраны вбарах и транзисторные телевизоры в руках публики показывают репортажиТи-Ви-Мига из различных пунктов побережья. Ти-Ви-Миг на сей раз почему-тооказался далеко не в лучшем своем качестве; передачи были сбивчивые, внезапнопрерывались, но и по ним можно было судить о грандиозных масштабахвоенно-спортивного праздника. Все-таки, видимо, развязные телемолодчикираздражали скромных советских парней, лица скромняг мрачнели при приближениимашин Ти-Ви-Мига, и передачи почему-то прекращались. Московский канал, междутем, передавал вчерашний выпуск программы «Время», материалы о ходе весеннихпосевных работ, выступление временного поверенного Республики Мозамбик в связис национальным праздником, вручение наград ветеранам угольной промышленности…Публика на Январском Бульваре начала пить шампанское, настроение всеповышалось: ничего, ничего, скоро все наладится, к черту телевидение, самискоро все увидим своими глазами, вы слышали, говорят, к вечеру прилетитБрежнев.

Вдруг в начале Бульвара жутко взвыли сирены и невероятномощный и явно советский голос стал повторять одну и ту же фразу:

– Машинам и пешеходам немедленно очистить проезжуючасть! Машинам и пешеходам немедленно очистить проезжую часть!…

Столичная полиция взялась разгонять автомобили, заталкивалаих под платаны, на тротуары, и чуть ли не в подъезды домов.

Наконец по Бульвару на большой скорости пронеслись полдюжиныброневиков-амфибий с горящими фарами и воющими сиренами. Из-за брони видны былитолько голубые береты, скособоченные на бритых затылках.

Восторженные крики населения не достигли ушей куда-точрезвычайно спешащих солдат. В кафе «Марсово Поле» некий иностранецпредположил, что подразделение мчалось «брать» Совет Министров. Его подняли насмех. Через несколько минут на экране в кафе, правда, и в самом деле появиласьсводка Ти-Ви-Мига с Сенатской Площади, где стильно светилась колоннада СоветаМинистров и куда ворвалась броневая кавалькада. Передача вновь как-то внезапнои нелепо оборвалась. Ти-Ви-Миг, по северному выражению, в этот день был явно«не на высоте».

Между тем в одной из автомобильных пробок на Площади Баронастоял «питер-турбо» крымского чемпиона. В обычное время он оказался бы,конечно, в центре внимания, сейчас все пассажиры и водители высовывались измашин, стараясь не пропустить появления головных церемониальных советскихколонн.

Кристина вдруг потеряла свой образ гибкой и почти немойлюбовницы-телохранительницы, которая сопровождала лидера идеи все эти месяцы. Унее было разбухшее от слез лицо и страх в глазах.

– Андрей, прошу тебя, умоляю, бросим немедленно этумашину, – повторяла она. – Эту твою ебаную машину все знают. Тебясейчас возьмут. Надень парик и бежим. Тебя могут каждую минуту взять эти ебаные«комми»…

– Я ни от кого нс скрываюсь, – надменно отвечалЛучников. Известная всем телевизионная его улыбка не сходила с его лица. Черныйсвитер, ворот голубой рубашки, сигариллос в углу рта – прежний рекламныйоблик. – Если предъявят ордер на арест, подчинюсь. Захотят взять нахрапом,окажу сопротивление.

Она вдруг взорвалась неудержимыми рыданиями. Он обозлился –какой тряпкой оказалась эта «железная девочка». Танька никогда бы не унизиласьдо таких соплей. Он сам еле справлялся с внутренней дрожью, и злость наКристину помогла ему. Он даже взял ее слегка за горло и тряхнул:

– Вытри сопли, говно!

– Подумай обо мне, – рыдала уже во весь голосКристина. – Что я буду делать без тебя? Бежим, Андрей! Ну, подумай хотьраз о ком-нибудь другом! Хоть на миг подумай обо мне, подумай о другой душе,хуесос, подумай не о себе…