– По-вашему, все итальянцы черны, как сажа? –надменно возвышаясь над своим животом, обратилась к ней Памела. Оначувствовала, куда клонит певичка – при беременной жене уволочь на ночкумальчика.

– Ну вот уже и цвет волос, цвет кожи, примитивнейшийрасизм, – уныло проговорил Антон. Он был удручен внезапной злобнойвспышкой Маета Фа. – Друзья, – сказал он, – мы ссоримся попустякам, а на самом-то деле думаем об одном – придут ли красные?

– Не сомневайтесь, придут – сказал кто-то с дальнегоконца стола.

Сказано это было по-русски, но Антону показалось, что ссоветской интонацией, да-да, определенно, кто-то советский высказался. В концестола на углу бочком сидел маленький, заросший бороденкой по глаза молодойчеловек в солдатской рубашке, расшитой лилиями, мода советских хиппи.

– Вы, кажется, из России? – спросил Антон.

– Сейчас из России, – загадочно ответил малыш.

Антон повернулся к друзьям и продолжил свою мысль. –Придут или не придут красные, долг крымской молодежи – продолжать процессформирования новой нации. Надо перенести семя яки через поколение. Нужноорганизовать многонациональные земледельческие коммуны, работать над языком,над новой культурой… – Говоря это, он чувствовал на себе усмешливый взглядмалыша. Резко повернул голову – так и есть: смеется. – Какого черта вы смеетесь?

– Хотел бы я посмотреть на ваши многонациональныекоммуны в Крымской АССР, – сказал малыш. – У вас никто до конца непонимает большевизма. Даже вы, яки, противники воссоединения. Даже вы, ребята,не понимаете, что вас очень быстро тут всех раскассируют…

– Кто вы такой? Вы из Москвы? – спросили малыша.

– Неделю как оттуда, – ответил он.

– Турист? Однако туризм прекращен сразу после призываДумы. Еврейский эмигрант? Они сюда не едут…

– Я просто беглец, – скромно сказал малыш: Застолом расхохотались – нашел куда бежать!

– Мне все равно, куда бежать, – пояснилмалыш. – Я могу убежать откуда угодно и куда угодно.

– Новый Гудини, – сказал Антон.

– Между прочим, что-то в этом роде, – оченьпросто, без всякой амбиции сказал малыш. – Мое имя Бенджамин Иванов, илиБен-Иван, как зовут меня друзья. Я эзотерический человек. С каждым годомобнаруживаю в себе все новые и новые признаки свободы. Вы можете спросить,Тони, у вашего отца. Прошлым летом мы пересекли с ним вместе советско-финскуюграницу. Мне удалось тогда «вырубить» целую заставу, на солидном расстоянииспутать показания локатора.

– Так это были вы? – поразился Антон.

– К вашим услугам, – поклонился Бен-Иван, встал,подошел к перилам веранды клуба «Набоков», и вдруг исчез в подступающихвплотную к веранде ветвях платана.

Антон тряхнул головой. Бен-Иван уже снова сидел за столом иободряюще ему улыбался.

Заира приблизила к уху Антона мягкие темные губы. Можетбыть, потанцуем, секси-бой?

– Секси-бой потанцует со мной, – сердито сказалаПамела, неизвестно каким образом услышавшая эту даже и не произнесеннуюфразу. – А вы, детка, – обратилась она вполне, впрочем, миролюбиво кЗаире, – были бы очень любезны, если бы спели еще раз «Сентиментальноепутешествие».

Заира была покладистой бабой и тут же опять отправилась кэстраде. По дороге она подцепила вновь прибывшего эзотерического человека. Тотоказался к тому же с тромбоном и очень профессионально солировал поочередно сЗаирой и улыбался ей вполне по-свойски и даже иногда притрагивался своимтвердым передком к ее пружинистому задку. Все танцевали на веранде и всеулыбались друг другу. Антон прижимал к себе огромный живот жены и ему казалось,что сердцебиение плода совпадает с его собственным пульсом. Он видел вокруглица друзей, несостоявшуюся новую нацию Острова Крым, такие красивые яки – хей,челло, где вы еще найдете такую красивую молодежь? Все танцевали под мелодиючетвертьвековой давности и все улыбались. Сладкое облачко марихуаны витало надверандой. В небе растворялось закатное золото, и висел для красоты ройбезобидной майской мошкары. За хрустальным стеклом виден был внутренний залресторана «Набоков», еще недавно там чуть ли не каждый вечер проходили приемы вчесть очередного заезжего эмигранта. Теперь элегантная публика передвигалась сбокальчиками мартини вполне бессмысленно. Кое-где были видны хохочущие рты,кое-где насупленные брови пророков, кривые рты пьянчуг, подержанные дамочкипроносили высоко поднятые и на всякий случай чуть-чуть оскорбленные подбородки,а с дубовых панелей взирали на толпу портреты Тургенева, Мережковского, Бунина,Ахматовой, Бродского, Вознесенского, Ахмадулиной и множества других. «Писатели– верные помощники партии», – вспомнил Антон поразивший его лозунг вмосковском клубе ЦДЛ. Сейчас все казалось призрачным, все подернуто дымкой.Слабый привычный наркотик на этот раз будто бы отодвинул куда-то вглубь веськлуб «Набоков» и веранду с танцующей молодежью и придал всему какой-то смутныйне-смысл. Впрочем, ощущение это было мимолетным, оно пропало так же, как ипоявилось – внезапно, и в это время поворот танца открыл перед ним прореху вшеренге платанов и в прорехе той – огромное золотое небо крымской ночи,панораму Симфи с его кубами, шпилями, шарами, квадратами и уступами, россыпьогней на фоне золотого неба и торчащий прямо посредине карандаш «Курьера».Верхний его конец сверкал ярким светом, будто маяк. Там был в этот момент егоотец. Он поддерживал там уже бессмысленный огонь; маяк в ослепительной золотойночи, где все было видно и ясно далеко вперед.

Вторжение началось именно в эту ночь, но по традициивсе-таки в темноте: одна заря еще не успела сменить другую, и в этих короткихсумерках налетел на Симфи свист бесчисленных турбин.

Председатель совета СОСа, издатель и редактор «РусскогоКурьера» Андрей Лучников, услышав этот свист, понял: свершилось.

Он выключил весь свет в башне, и «одноклассники» увидели сбольшой высоты своего небоскреба бесчисленные огни над Симфи. Это кружили вожидании очереди на посадку гигантские десантные «антей».

Ти-Ви-Миг, как всегда, оказался на месте. На экране «ящика»уже можно было видеть пасть десантной рыбины, откуда один за другим выезжалинабитые «голубыми беретами» джипы. Передача, правда, почему-то внезапнопрервалась, когда несколько «голубых беретов» побежали прямо на камеру, на ходуподнимая приклады.

– Ну вот видите, – спокойно сказалБеклемишев. – Они снова обманули. Они не могут не врать.

– Кто они? – закричал Лучников. – Я не ссолдафонами разговаривал! Я с Госпланом разговаривал! С КОМИКОНОМ и сГоспланом. Они вполне могли и не знать, что готовится.