Кстати, с яхтой дело обстояло весьма непросто.Клей ее оплатил, но официально, в целях снижения налогов, «плавсредство» былозарегистрировано как часть флотилии Багамской компании. Мунсон считал, что судпо делам банкротства может вынести одно из двух решений: яхту сочтет либо даром– в этом случае Клею придется заплатить налог на дарственную, – либо просточужой собственностью, не являющейся частью имущества Клея. Однако в любомслучае яхта останется за Джарретом Картером.

Семь миллионов сто тысяч Клей заработал наигре с акциями «Акермана», и хотя часть этой суммы он припрятал на оффшорномсчете, деньги, похоже, придется оттуда вытащить.

– Если станет известно, что вы что-то прячете,вас ждет тюрьма, – наставлял его Мунсон, откровенно давая понять, что непотерпит никаких махинаций.

Итоговый баланс равнялся приблизительнодевятнадцати миллионам, если не считать незначительной суммы, причитающейсяфирме от должников. Так или иначе, доля ответственности Клея представляласькатастрофической. Двадцать шесть его бывших клиентов уже подали на него в судиз-за фиаско с дилофтом, и цифра грозила вырасти, а поскольку Клей не могоспорить размер компенсации за каждое дело, сумма предполагаемой выплатыобещала значительно превысить все, что у него осталось. Между тем уже суетилисьи строились в ряды бывшие клиенты по делу компании «Хэнна». Удар от бумерангамаксатила, безусловно, станет и вовсе сокрушительным, предсказать точные цифрысовершенно невозможно.

– Этим пусть занимается совет доверителей поделу о банкротстве, – решил Мунсон. – С вас снимут последнюю рубашку, но покрайней мере вы не будете никому должны.

– Большое спасибо, – саркастически вымолвилКлей, продолжая думать о яхте. Если удастся спасти ее от конфискации, Джарретсможет ее продать, купить себе что-нибудь поменьше, а у Клея останется немногоденег на жизнь.

После двухчасового совещания с Мунсоном иГриттлом кухонный стол Клея сплошь покрылся таблицами, распечатками иразрозненными записками – руинами последних семнадцати месяцев его жизни. Клейстыдился своей жадности и был обескуражен собственной глупостью. Ему было тошновидеть, что сделали с ним деньги.

Единственное, что помогало держаться, так этомысль о скором побеге.

* * *

Позвонив с Сент-Барта, Ридли сообщилатревожную новость: перед «их» виллой выставили табличку с надписью «Продается».

– Это потому, что она продается, – ответил Клей.

– Не понимаю.

– Приезжай, я объясню.

– Какие-то неприятности?

– Можно выразиться и так.

После долгой паузы она заявила:

– Я предпочитаю остаться здесь.

– Ридли, заставить тебя вернуться я не могу.

– Конечно.

– Ну и прекрасно. Оставайся на вилле, пока еене продадут. Мне все равно.

– И скоро это может случиться?

Он ясно представил, как она будетпредпринимать все возможные усилия, чтобы воспрепятствовать продаже дома. Но вэтот момент ему действительно было все равно.

– Может, через месяц, а может, через год. Незнаю.

– Тогда я остаюсь.

– Отлично.

* * *

Родни нашел старого друга сидящим наступеньках своего дома, скрюченным, скособоченным, в пледе, наброшенном наплечи, чтобы оберечься от осеннего холода. Ветер нес по Дамбартон-стрит осенниелистья.

– Хочется подышать свежим воздухом, – объяснилКлей. – Я три недели был заперт в четырех стенах.

– Как твои кости? – спросил Родни, присеврядом и глядя на улицу.

– Срастаются потихоньку.

Родни распрощался со столицей и сталпригородным обывателем. Брюки цвета хаки, кроссовки, смешной полуспортивный пикап– чтобы возить детей.

– А голова?

– Лучше, чем было, мои мозги урона непретерпели.

– А что с душой?

– Она болит, чтобы не сказать больше. Но явыстою.

– Полетт говорит, ты собрался уехать?

– Во всяком случае, на время. На будущейнеделе объявлю о своем банкротстве, но не собираюсь присутствовать припоследующей процедуре. У Полетт есть квартира в Лондоне, она отдает мне ее нанесколько месяцев. Там мы и спрячемся.

– Банкротства никак нельзя избежать?

– Никак. Слишком много претензий, причемобоснованных. Помнишь нашего первого клиента по дилофту, Теда Уорли?

– Конечно.

– Он вчера умер. Не я спустил курок, но я незащитил от пули. Если бы его дело попало в суд, он получил бы минимум пятьмиллионов. А таких клиентов у меня двадцать шесть. Нет, я уезжаю в Лондон.

– Клей, я хочу помочь.

– Я не возьму у тебя денег. Ты ведь для этогопришел, я знаю. У меня уже дважды были такие разговоры – с Полетт и с Ионой. Тызаработал эти деньги, и у тебя хватило ума их сберечь. А у меня – нет.

– Но мы не собираемся стоять в стороне исмотреть, как ты погибаешь. Ты не был обязан давать нам по десять миллионов,однако дал. Мы хотим кое-что вернуть тебе.

– Нет, – твердо сказал Клей.

– Да. Мы поговорили между собой и решилиподождать, пока процедура банкротства будет завершена, после чего каждый из нассделает перевод на твой счет – в качестве дара.

– Ты заработал эти деньги, Родни. Пусть ониостанутся тебе и твоей семье.

– Никто не может заработать десять миллионовза полгода, Клей. Такие деньги можно выиграть, украсть, они могут свалиться снеба, но никто не «зарабатывает» подобным образом. Это смешно и даженеприлично. Я верну часть денег. Полетт тоже. Насчет Ионы не уверен, но и ондумает об этом.

– Как твои дети?

– Ты хочешь сменить тему?

– Да, хочу сменить тему.

Они поговорили о детях, о старых приятелях поБГЗ, о тогдашних своих клиентах и их делах. Так и сидели на ступеньках, пока нестемнело. Пришла Ребекка, настало время ужинать.