Лицо его стало серьезным, и он подошел так близко, что могкоснуться моего лица. Когда он это сделал, наша энергия прыгнула к нему, идавая силу, и прося ее. Мы с Ричардом отдернулись одновременно, потому что этобыло почти больно – как электрический удар.

– Ну и ну, Анита!

Ричард потер руку. Я свободной рукой тронула свое лицо. Кожупокалывало там, где он дотронулся.

– Я полностью открыла щиты между нами тремя.

– Ты можешь совместить энергию двух триумвиратовАниты? – спросил Мика.

– Совместить? – переспросил Жан-Клод.

– Удвоить энергию, – пояснила я.

– Поскольку до сих пор никто не создавал двухтриумвиратов одновременно, ответа у меня нет. Эта энергия ответила наприкосновение Ричарда.

Я потерла щеку:

– И еще как.

– Тебе больно? – спросил Ричард.

Я покачала головой:

– Только покалывает.

Он кивнул и потер руку о джинсы, будто пытался стереть этоощущение.

Открылась дверь ванной, и вышел Лондон, уже полностьюодетый, поправляя галстук, черный на черном. Если не считать глаз, до сих порчерных от силы, вид у него был как обычно. Он остановился, оглядел нас всех,потому что мы все на него смотрели. Лицо у него было надменное – его вариантнепроницаемой маски. Я глядела на него и не могла поверить, что у нас был секс.Он никогда не светился на моем радаре мужиков, а теперь стал пищей. Чертовскизабавный мир.

– Где все? – спросил он с той же холоднойнадменностью, не соответствовавшей вопросу.

– Охранники просили разрешения уйти, – сказалая, – а когда ушли все остальные, честно, не помню.

Лондон, не глядя на меня, пошел вдоль кровати. Он снова былтем же холодным и замкнутым, будто секса и не было. Уже он почти обошелкровать, как нога его запуталась в сброшенных на пол покрывалах, и онхлопнулся. Рукой он зацепился за кровать, встал на колени и уставился на наскак кошка, которая только что нечаянно что-то сбросила и пытается сделать вид,что это было намеренно.

Опираясь на кровать, он встал, дернул упавшее покрывало,несколько раз пихнул его ногой, держась за стойку. Пихнул ногой, будтокакого-то врага, которого надо уничтожить. Когда пол достаточно очистился, онснова огладил на себе одежду и стал аккуратно обходить кровать. Зацепилсяплечом за стойку и снова на кровать свалился. На этот раз он сумел на неесесть, не оказаться на полу, но и подняться тоже не пытался. Так и сидел, оченьпрямо, в черном костюме. И глядел в стену перед собой.

– Ты пьян, – сказала я.

Он кивнул, не оборачиваясь:

– Не совсем точно, но как описание сойдет.

Жан-Клод обошел кровать, встал перед ним, вгляделся, и я невидела, встретил Лондон его взгляд или нет.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Жан-Клод.

Кто-то захихикал – высоким, почти истерическим смехом. Я несразу поняла, что это Лондон. Он свалился на кровать, широко раскинув руки,свесив ноги за край, и так и лежал, черный на светлом, хихикая, потом хихиканьеперешло в хохот, и Лондон отдался весь этому хохоту, как раньше ardeur'у. Этобыл хороший, ясный смех, приятный звук, но никто из нас не присоединился,потому что Лондон не смеется. Это не Темный Рыцарь с его любовью к темноте инелюбовью ко всему остальному. Этот смеющийся, приятный джентльмен на кровати –это кто-то другой, кого мы никогда раньше не видели.

У него из глаз катились слезы, чуть розоватые, как всегда увампиров. Он закинул голову назад, чтобы посмотреть на меня.

– Я хотел от тебя скрыть, но все равно не получилосьбы.

– Что скрыть? – спросила я почти испуганнымголосом.

– Каким наслаждением ощущается ardeur. Белль когда-тосказала, что не знает никого другого, кто так хорошо питал бы ardeur или такбыстро к нему пристрастился бы, как я.

Смех исчез из его глаз, оставив опустошенность. От такойрадости – к такой заброшенности, и в одно мгновение.

– И сейчас ты опять пристрастился, mon ami? –спросил Жан-Клод.

Он повернулся к Жан-Клоду:

– Точно не знаю, но вероятнее всего – oui, пристрастился.

Сказано было без радости и без горечи. Просто констатацияфакта.

– Боже мой, Лондон, прости меня, – сказала я.

Дамиан попытался сесть, но нам с Натэниелом пришлось емупомочь, посадив между собой.

– И я тоже сожалею.

Лондон свернулся в клубок, лежа на боку, глядя на нас.

– Нечего жалеть и извиняться, мне так хорошо уже сотнилет не было. – Он закрыл глаза, прерывисто выдохнул. – Я такойтеплый, такой… живой.

Я вспомнила: ardeur искал пищу, а Лондон так и засветился нарадаре. Силен, очень силен, но не только это.

– Ardeur признал тебя как самую вкусную силу в этойкомнате. Это потому, что ты когда-то пристрастился к нему?

– Реквием тоже когда-то к нему пристрастился, –ответил Лондон. – И он тоже казался вкусным?

– Нет, не таким заманчивым, как ты.

– Белль говорила, что моя сила – это питать ardeur.Употребляя современное выражение, быть для него батареей.

– Если ты так хорошо его питаешь, почему Дамиану нелучше? – спросил Натэниел.

– Я не хотел, но, наверное, сам выпил львиную долюэнергии. Как если бы годами блуждать в пустыне – и вдруг найти реку, прохладнуюи глубокую. Я его кожей впитывал, ничего не мог сделать. Оставил большую частьэнергии при себе, о чем и сожалею.

– Не сожалеешь, – сказал Натэниел тихо, но уверенно.

Лондон засмеялся, резко, коротко.

– Ты прав, не сожалею. Я знал, что энергии хватитподдержать в Дамиане жизнь, а на остальное мне было плевать. – Онсвернулся в клубок, высокий, сильный, и посмотрел на меня так неуверенно, как яу него еще не видела. – Я теперь в твоей власти. Я пытался скрыть, как этомного для меня значит, но не могу. И от Белль тоже никогда скрыть не мог. Онаменя этим пытала. – Он поднял на меня потерянные глаза: – И ты тоже будешьменя пытать, Анита? Заставишь вымаливать следующую дозу?

Вдруг у меня пульс забился в горле – не от страсти, а отстраха. Гордый, пугающий Лондон свернулся на кровати, глядя на меня такимиглазами, которые я видала только у Натэниела. Я знала этот взгляд. «Делай сомной что хочешь, только оставь при себе. Я сделаю все, что ты хочешь, толькооставь меня при себе».

Вот Ронни всегда умела находить мужчин, чтобы без осложненийпотрахаться. А я, получается, просто прибежище для жуть до чего осложненныхмужчин. А насчет варианта потрахаться без осложнений – я его не узнаю, дажеесли мордой в него ткнусь.