стряслось? — спросила она потом. — Чего ты ревешь? Считаешь, мне лучше, чем тебе?

— Нет… нет, что вы…

— Так я не бьюсь в истерике, — с утомленной злобой перебила Мария. Она упрямо, как бы пытаясь найти новое, смотрела за стекло.

Без разрешения горничная присела у плиты, сбоку от Марии, и вытерлась рукавами.

— Мадам Гарденберг, я не знаю… мне… совестно… Я боялась вам сказать кое-что. И не знаю сейчас, стоит ли говорить.

— Вот как, — ответила Мария, — с чего бы тебе стало совестно?

— Говорю вам: я… простите меня! Я скрыла кое-что от вас. Я испугалась. Я не знаю, почему не сказала. От страха, наверное, и не сказала. А после не решалась…

— Ну вот, и говори. Раз совестно.

— Это касается… смерти мадемуазель Катерины.

Слова эти привели Марию в движение: плечи ее зашевелились, она словно бы хотела встать, но тут же передумала.

— Мадам Гарденберг, я видела, как умерла мадемуазель Катерина. Клянусь, я не утаила важного. Она покончила с собой, но я не сказала… что…

— И что в таком случае… ты треплешь мне нервы! — внезапно закричала Мария и вскочила.

Горничная упала со стула и шумно заплакала. Злая Мария внушала ей ужас лишь своим обликом — с всклокоченными темными волосами, как у ведьмы, в небрежной одежде и с резкими, быстрыми руками, что потянулись за столовым ножом.

— Я тебя сейчас… черт с тобой! Мне это интересно? Сейчас мне это интересно? Какого черта ты меня своей чушью травишь? Моего мужа могут убить! А если его бьют там, наверху? А ты мне… убить тебя просто!

— Простите меня, простите… Мадемуазель была не одна! Клянусь, я не знала, как сказать!

Мария бросила нож в раковину; выпалила:

— И? Что дальше?

Кто-то вежливо кашлянул у двери. В мыслях промелькнуло: Кроль? или следователь? или Софи уже возвратилась?.. В открытом проеме стоял Альбрехт и любопытно осматривал кухню.

— Вас… это… к телефону, — проговорил он, устремив глаза в потолок. — Из столицы спрашивают, сказали, важные…

— Кто? — оборвала Мария.

— Не знаю, не спросил, голос женский.

Выругавшись по-русски, она выбежала из кухни. Горничная, повторно вытираясь, опять села и уткнулась лицом в стену, чтобы Альбрехт не рассматривал ее, красную и дрожащую. Альбрехт спросил, может ли взять алкоголь и, не получив ответа, полез за ним на полку.

— Вы были у моего кузена? — как бы ненароком поинтересовался он.

Горничная шмыгнула носом.

— А вас не учили, как отвечать приехавшим господам?

Заставляя себя быть вежливой, она пересела лицом к нему.

— Простите… Я была у г-на Мюнце. Он… нервничает.

— Вы очень… Петер бы сказал, что вы деликатны. Хотите? — Альбрехт показал на водку. — Ну, как хотите… Это пойло великолепно. Не бойтесь, я алкоголик, но напиваюсь не быстро и не буяню. Итак, как мой кузен?

— Он… болен, — пролепетала горничная. — Извините, я… не врач, чтобы…

— Оценивать его состояние? Мне было интересно мнение. Ваше. Хм… Он лежит?

— Он спит, но… говорит во сне.

— А, это ничего. Испугались?

Как заправский пьяница он разом влил в себя большую стопку. Из кармана достал сухари и проглотил один.

— Ах, сожалею, что помешал вашим откровениям с Марией… Вы хотите ей что-то рассказать?

От его лукавых и звериных глаз ей стало жутко. Она попыталась встать — плохо, его присутствие угнетало, ноги не слушались, — но Альбрехт ласково остановил ее:

— Ну, мадемуазель… мадам… не уверен, как вас. Не стоит убегать от этого. Меня эта история трогает, как и вашу хозяйку. Я услышал, что это касается Катерины… так?

— Простите… — еле слышно зашептала горничная, — я не имею права сплетничать…

— Ну какие это сплетни? Ну хватит! Что вы хотели сказать? Как это связано… вы пришли к Марии после моего кузена! Вы что-то узнали от него? Говорите!

Горничная заплакала: он схватил ее за плечи и тряс, осознанно причиняя боль. Неожиданно Альбрехт разжал пальцы, и она упала вниз, тело ее забилось от боли и сжалось в комочек.

— Умоляю вас… не нужно…

— Ну что, не хочешь поговорить со мной? Хочешь? А то нечестно получается! Я хочу знать!

— Я… не сказала госпоже, что на мосту был мужчина, — сквозь слезы начала та. Руки она прижимала к голове, опасаясь, что Альбрехт ударит ее в лицо. — Мадемуазель спрыгнула, он не успел ее остановить! Клянусь вам! Я не солгала: она спрыгнула сама! Я боялась сказать, боялась… я не знала, кто это был, только… силуэт… я боялась, что меня станут… допрашивать… Простите меня!

— И кто же это? Ты бы не пришла откровенничать, если бы не знала!

— Я не знала! Клянусь, г-н Альбрехт, я не знала!.. Я услышала, как г-н Альберт говорит про мост. Он… не в себе, он спит и говорит разное. Пожалуйста, не трогайте! Я хотела сказать, что с мадемуазель был г-н Альберт.

— Если бы Альберт был с ней в момент смерти, он бы сказал об этом! — выпалил Альбрехт. — Он не трус, как ты, он бы сказал, что был с ней, тебе понятно? Понятно?..

От пинка в живот горничную спасла Софи: она вошла с пустым подносом и привычно спокойным выражением. Обнаружив заплаканную женщину на полу и Альбрехта, явно готового нанести удар, Софи не показала, что ее это касается. Она безучастно поставила поднос на место и присела у окна.

— Брысь! — Горничная вскочила от голоса Альбрехта и побежала прочь.

Софи рассматривала что-то за стеклом.

— Как там Дитер? — как ни в чем не бывало спросил Альбрехт.

— Плохо, — кратко ответила она.

— Что, сильно бьют?

— Я в этом не разбираюсь. — Теперь Софи покосилась на него. — Не хотите присоединиться?

— Маленькая Софи знает меня очень хорошо. — Альбрехт налил себе новую стопку. — Но мнение у нее обо мне… я немного разборчивее. Приятели — не мой профиль. Хотя мне это и нравится. А? Софи верит, что я и кузена Альберта могу побить?

— Я не знаю.

— Ах, ну ясно, ты только будущее можешь рассмотреть. Помню твой прогноз: я скоро сдохну в муках, спасибо! Только вот Катерине ты обещала счастливую жизнь с Альбертом, а чем все закончилось?

— Я не могу знать, захочет ли человек пойти по своему пути, — ответила Софи.

— Никто не знает! — воскликнул Альбрехт. — Если Кете стала исключением, то я тоже могу им стать, верно? Зачем мне погибать, если я могу жить? Не могла ли Кете пожертвовать мне немного своих лет жизни?.. Хотя с Гарденбергами ты не ошиблась. Ты говорила, что за Дитером явятся, если он женится на Марии. Не понимаю, в чем логика, но… Может, оттого что она ушла от твоего