Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В дверях, наспех схватив плащ, кузен Альбрехт столкнулся с возвратившейся Мартой; притворился, что не заметил ее, хотя она больно его задела плечом, и выбежал от них. Марта потом прошла в следующую комнату и присела рядом с братом, спросила сухо, словно разозлившись:
— Что тебе сказал Альбрехт?
— Что хотел с тобой поговорить.
— Странно. Почему, если хотел поговорить, он выскочил, как бешеный?
— Это глупо, — не слушая ее, сказал Альберт. — Я не понимаю. Не могу понять! Почему два человека, которые давно друг друга любят, не могут сейчас просто поговорить и, если было плохое, извиниться друг перед другом? Зачем устраивать… это? Он дурак, хорошо! Но ты будь умнее! Женщина должна быть умнее мужчины в этом деле!
— Почему тебе обязательно нужно влезть в нашу личную жизнь? — тихо его перебила Мисмис.
— Потому что я хочу понять вас… Что такое могло случиться, что ты не можешь с ним помириться? Мне показалось, это из-за какого-то пустяка.
— О, конечно, из-за пустяка! — нервно ответила она. — Я согласна, ему это пустяком кажется. Но я не могу. Я не хочу!.. Как он не понимает, что все кончено? После того, что он сказал… я уже не могу! Он считает, у меня глупости и женский вздор. Пусть это вздор — но это мой вздор! Лучше я выйду за Германа. Он добрый, хороший. Нужно выбрать время, чтобы вы смогли познакомиться.
— Хорошо, но… — Альберт внезапно сообразил. — А как его фамилия? Я столько раз слышал, как его называют по имени, но ни разу не слышал фамилии.
— Она звучит так же — Германн, — ответила Мисмис.
— Герман Германн?.. У его родителей отменное чувство юмора.
— Мы можем пойти в гости к Германну, — добавила Мисмис. — Ты познакомишься с его родителями. Хорошо?..
Говорила она почти умоляюще, будто вся судьба ее зависела, одобрит ли он, Альберт, ее выбор, поладит ли с Германом и его семьей. Поняв, сколь важно это ей, он пообещал, что постарается на неделе выделить время на знакомство.
— Но мне кажется, это чересчур быстро. Тебе не нужно спешить, если ты не уверена в себе. Не нужно это делать из-за Альбрехта, не нужно никому ничего доказывать.
— Я не спешу, это тебе все кажется, — ответила она и ухмыльнулась. — Я знаю, что мне это нужно. И я хочу, чтобы ты в этом убедился. Когда ты познакомишься с Германном и его семьей, ты поймешь, что я права и что, может быть, и жаль, что я не хочу слишком уж спешить с этим.
В другое воскресенье Мисмис позвала его на партийный митинг, на котором ее жених заменял кого-то от редакции. На небольшой площади собралась кучка людей, должно быть, всë безработных — больше мужчин, чем женщин; много было голосов, несвязной какой-то болтовни, больных вопросов, за которые Альберту стало по-настоящему неловко. Обеспеченный необходимым, он был странен в их компании.
Герман, каким его увидел Альберт, был юношей несколько его моложе, высоким и аккуратным, с густыми зачесанными рыжеватыми волосами, с лицом бледным, но с красноватыми мелкими веснушками на носу. Издали он казался по-своему красивым; ходил неровно, как с головокружением, почти не реагируя на яркий, бьющий в глаза солнечный свет, а руки держал то за спиной, то на ремне — в этом проявлялось что-то нервное.
— У меня не спустились чулки? — тихонько прошептала Мисмис брату. — Можешь посмотреть?
— Да все нормально, не волнуйся.
— Правда, он отлично говорит? — спросила, немного помолчав, она.
— Ну… так себе. Я бы на него не ставил.
— Ничего ты не понимаешь, — с досадой ответила сестра.
— Осознаете ли вы масштаб катастрофы? А люди, которые довели нас до нее, осознают?.. Промышленное производство уже сокращено на сорок процентов. Треть наших граждан не может найти работу! И это только официальные цифры. Сколько на самом деле безработных — разве кто-то знает? Нам надо семьи кормить, а вместо этого мы идем в службу занятости и слышим, что работы нет — и не будет в ближайшие годы! Вы, счастливцы, у кого есть работа — вы думаете, вы не окажетесь на улице в скором времени, как мы? Уже треть бюджетников сокращена, и нам говорят, что будут новые сокращения, и увольнять будут учителей, врачей, полицейских — тех, кто учит, спасает жизни, защищает нас от криминала! На что нам кормить детей? Где их учить? Где нам лечиться? Даже если мы пойдем грабить и убивать ради наших детей, что мы будем делать потом? У многих из нас есть пожилые родители. Они теперь не получают ничего! На что нам содержать наших родителей? Кто из работающих сейчас работает полный день и за деньги? Правоохранительные органы и армия — пожалуйста, но и им невесело, у них тоже зарплаты сократились на четверть с прошлого года. Многие работают по три, по четыре часа, потому что хозяева не могут себе позволить заплатить за полный рабочий день. А некоторые получают зарплату едой. На заводах, которые еще держатся, вместо денег на руки выдают продукцию на продажу. И никто не может нам сказать, когда это закончится! Вчера служба занятости заявила, что может справиться только с восемьюстами тысячами безработных и только на три месяца. У нас треть населения не имеет вообще никакой работы! Им не платят пособий. Никто не заботится о пособиях для инвалидов. Никому нет дела до домов сирот, там нет элементарных вещей, нет хлеба, чтобы просто накормить всех, — а там могут оказаться и ваши дети тоже! А наше правительство вообще ничего не предлагает. Оно набрало иностранных кредитов и теперь тянет время, а нас за это будут трясти, трясти нещадно, и мы были бы рады расплатиться — но нечем. Зато наше правительство хорошо живет. Что-то я не слышал, чтобы закрывались фешенебельные рестораны, дорогие клубы и элитные школы с первоклассными конюшнями! Вон, приходите утром в главный парк, посмотрите на них, они спокойно себе катаются, узнаете их в лицо! Для них мы — расходный материал, мы должны быть источником для них, они из нас выпивают силы, их-то самих не беспокоит, что они своими решениями довели нашу страну до обнищания! Мы для них так, грязь под ногами! Что им наши проблемы? Президент не стесняется грабить благотворительный фонд, между прочим, созданный для поддержки обнищавших землевладельцев. Все знают, на что он живет, на