Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Там, в курящихся паром землях, постиг он жизнь исполинских деревьев, из коих каждое – целый остров с собственными обитателями на ветвях, и повадки населяющих Зет зверей, далеко не столь хитроумных, как люди, однако намного превосходящих мудростью любого из человеческих мудрецов. Там приручил он пантеру с глазами, подобными трем изумрудам, так что следовала пантера за ним, словно охотничий пес, и носила ему добычу, словно ловчий сокол. Наконец, набредя на селение жителей курящихся паром земель, Человек спрыгнул с ветви высокого дерева на голову их идола, одним ударом меча Владыки разнес в щепки хижину вождя и исчез из виду. Вернувшись в то же селение по прошествии года, увидел он, что старый идол разбит на куски, а на его месте воздвигнут другой, с молнией в руке и пантерой у ног.
Тогда вошел Человек в это селение, благословил всех в нем живущих, а на коленях идола устроил для себя трон. С тех пор начал он ездить верхом на слоне с кроваво-алым клыком и двумя хоботами, а его боевые каноэ ходили вверх и вниз по реке на сотню дневных перегонов, а в кожу, натянутую на его барабаны, били белыми костями окрестных вождей, а жен его прятали от лучей солнца, дабы их бледные прелести влекли его к собственной хижине по ночам, а свежая кожа жен дарила ему отдых даже в курящихся паром землях, а мукой и маслом раскармливали их так, что возлежал он на них, точно на шелковых подушках. Так бы и жил он себе да поживал, не явись к нему однажды ночью, во сне, бог Изид Иооо ИоооЕ с повелением, встряхнувшись, вновь отправиться в странствия, поглядеть на холодные земли.
Прошел Человек, увязая в грязи, тысячу дальних дорог, целовал прохладные губы в сотне омытых дождями садов. Люди холодных земель рабов не держали совсем, зато законов для себя придумали множество, и правосудию их немало дивились все чужаки, а посему он, обнаружив, что хлеб в землях холода скуден и черств, долгое время зарабатывал на пропитание чисткой сапог и еще долгое время копал канавы для осушения полей.
И каждый день корабль Изида Иооо ИоооЕ огибал Зет кругом, а после того, как он опишет несколько сотен подобных кругов, сам Зет завершал оборот вокруг его одинокого солнца – один оборот, и другой, и третий… и с течением времени борода Человека побелела от седины, а хитроумие, принесшее ему столько военных побед в жарких горных краях, а в землях, курящихся паром, помогшее предать огню прежнего идола, сменилось кой-чем иным – лучшим, хоть и не столь полезным.
Однажды воткнул он лезвие лопаты в землю, повернулся к ней спиной, а в ближайшем перелеске выхватил из ножен меч под названьем Владыка (коего не обнажал столь давно, что всерьез опасался, как бы его волшебство не оказалось лишь юношескими грезами) и срубил им молодое деревце. С деревцем вместо посоха снова отправился Человек бродить по дорогам, а когда листья на ветках пожухли – а листва в этих мокрых, холодных краях увядает очень и очень не скоро, – срубил еще одно, и еще, дабы неизменно наставлять людей под сенью зеленого деревца.
На рыночных площадях говорил он о чести, о том, что есть на свете закон выше всех прочих законов.
На распутьях дорог говорил он о воле – о воле ветров и облаков, о свободе, любящей все на свете, нимало того не стыдясь.
Близ городских ворот рассказывал он предания о забытых городах прошлого, завершая их рассуждениями о забытых городах, что вполне могут появиться в будущем, стоит лишь людям позабыть о них.
Нередко жители холодных земель пробовали, согласно своим законам, упрятать его в темницу, но он всякий раз исчезал из виду у них на глазах. Нередко над ним насмехались, но он лишь улыбался насмешкам, не ведающим закона. Многие из юношества холодных земель слушали Человека, многие притворялись, будто следуют его наставлениям, а несколько, в самом деле начав следовать им, зажили новой – непривычной, бродячей жизнью.
Но вот настала ночь, когда с неба на землю посыпались первые хлопья снега, и той ночью бог по имени Изид Иооо ИоооЕ поднял Человека ввысь, словно уличный кукольник – куклу-марионетку. Рядом, под защитой лесной опушки, устроились на ночлег несколько из его друзей, но им показалось, будто на них, откуда ни возьмись, налетел снежный вихрь, сверкающий радугой красок, а едва вихрь унялся, Человек исчез без следа.
Однако самому ему, вновь очутившемуся перед лицом бога по имени Изид Иооо ИоооЕ, показалось, будто он пробудился от долгого-долгого сна: руки его налились прежней силой, борода почернела, а взгляд снова сделался ясным – вот только прежняя хитрость да прозорливость не вернулись назад.
– Ну, а теперь расскажи обо всем, что повидал и что сделал, – велел Изид Иооо ИоооЕ, а выслушав рассказ Человека до последнего слова, спросил: – Какой же из трех народов полюбил тебя крепче прочих и за что ты сам полюбил их?
Человек на время задумался, кутая плечи в плащ Тарнунг, так как изрядно мерз в чреве корабля Изида Иооо ИоооЕ.
– Люди жарких горных земель беззаконны, неправедны, – сказал он, – однако я полюбил их, поскольку в них нет фальши. Друзей они чествуют пышными трапезами, с врагов порой заживо сдирают кожу и, не доверяя никому, даже не думают горевать о том, что обмануты.
– Люди холодных земель, напротив, живут праведно, по закону, однако я полюбил и их, хотя это оказалось много трудней.
– Люди земель, курящихся паром, не ведают ни закона, ни беззакония. Эти во всем следуют зову сердец, а я, живя среди них, тоже следовал зову сердца… и полюбил их крепче всех остальных.
Так отвечал ему Человек.
– Да, Человек, многому, многому тебе еще предстоит выучиться, – сказал бог Изид Иооо ИоооЕ, – ибо ко мне ближе всех люди холодных земель. Разве не понимаешь ты, что со временем земли, курящиеся паром, и вся – вся Земля мира Зет непременно должна перейти к тому или иному из величайших его народов?
С этим он снова пожаловал Человеку способность взглянуть с небес вниз глазами бога, и узрел Человек гибель множества добрых людей из холодных земель, по словам прочих людей, пораженных молнией. Немало погибло и людей скверных, злых, и прочие люди заговорили о моровом поветрии. Женщинам начали видеться странные сны, детям – приходить в голову причудливые фантазии, дожди, ветры и солнце сделались иными, не такими, как прежде, а стоило