придет, – ласково прошептал он, – и теперь видим, что не ошиблись. Что скажешь насчет утятины? Наш город славится чирками не меньше, чем гостеприимством.

Девочка согласно кивнула, улыбнулась, а когда Патизиф ушел, шагнула под серебристые струи, вмиг смывшие с лица и волос пыль долгих дорог… и насквозь промочившие тоненькую сорочку, теперь едва прикрывавшую бедра.

– Славный он, правда? – спросила она у Времени.

– Нет, – отвечал Время, приподняв голову и сев. – Нет, дитя мое, ни в коей мере, хотя, возможно, в итоге мне и удастся пробудить в нем толику доброты. Он храбр, так как ни разу в жизни не получал ран; он щедр, так как никогда не добывал пропитания тяжким трудом… Поверь моему слову, малышка: этого мало, прискорбно мало.

– Но ведь я вон как ему приглянулась… а девочка я уже большая.

– Тогда спроси себя: а приглянулась бы ты ему настолько же еще маленькой? – возразил Время. – Это ведь главное испытание и есть.

– Внутри я и правда по-прежнему маленькая, Батюшка Время, – призналась девочка. – Только снаружи изменилась, пока шла с тобою сюда.

– А он внутри по-прежнему маленький мальчик, – объяснил Время, – и изменился точно так же, как ты, не иначе. Мало этого: видишь ту женщину с корзиной лимонов на плече? Детей она родила множество, однако ребенок, живущий в ней, нисколько не старше, не больше тебя.

– Выходит, ребенок есть в каждом? – догадалась девочка.

– Да, – подтвердил Время. – Только в некоторых он мертв, и такие куда хуже, страшнее этого юноши.

Тут в парк вернулся принц Патизиф. Гордый принц торжественно нес на вытянутых руках почерневшее от патины бронзовое блюдо. Конечно, подобной лакейской службы он отроду не исполнял, однако всю свою жизнь видел, как лакеи либо рабы в отцовском дворце подают на стол кастрюли с угощением, и столь же церемонно, изящно снял с блюда крышку.

– Жареный чирок! – с улыбкой объявил он. – Щедро, как меня уверяли, нашпигованный устрицами и каштанами.

Очарованная пуще прежнего, девочка преподнесла ему в ответ улыбку, пронзившую сердце бедняги насквозь.

– И вино!

Пряча смущение, принц извлек из кармана облепленную паутиной бутылку лучшего в Вере вина, выдернул зубами пробку, а из другого кармана достал два высоких бокала.

– Угощайся, Батюшка… э-э?

– Время, – представился Время.

– Батюшка Время. И прекрасной даме тоже вина. Кто она тебе, господин? Быть может, племянница?

– Названая дочь, сын мой.

Приняв бокал, Время осушил его одним глотком.

– А ты разве с нами не выпьешь? – спросила девочка, пригубив вино.

Гордый принц уныло поник головой.

– Увы, крыс в этой дрянной харчевне водится множество, а вот бокалов нашлось только два. Но если ты позволишь глотнуть из твоего…

Стыдливо потупившись, девочка подала ему бокал, и принц откровенно приник к его кромке губами там, где стекла миг тому назад касались ее рубиново-алые губы.

Время звучно откашлялся.

– В ваш город мы шли, чтоб девочка своими глазами увидела, на какой закваске замешано тесто войны. Сдается мне, ты здесь особа важная. По силам ли тебе устроить ей беседу с одним из ваших генералов? Если да, я был бы тебе благодарен, и она, не сомневаюсь, тоже.

Лукавый принц выудил из утиной тушки аппетитную пряную устрицу.

– Пожалуй, я мог бы устроить для вас обоих беседу с императорским сыном, – неторопливо ответил он. – Возможно, добиться этого будет непросто, однако я постараюсь.

– А может, с самим императором? – оживилась девочка. – Я попросила бы его помириться с Западным Людом.

– С этими желтобрюхими? – презрительно сплюнув, процедил принц. – Навряд ли мой… наш всенародно любимый правитель вправду велит тебя примерно наказать, но, говоря откровенно, милая девушка, по-моему, из этого не выйдет ни малейшего толку.

Время склонил горлышко облепленной паутиной бутылки над своим бокалом.

– Вот и я полагаю, не выйдет, – печально добавил он. – Разве что для нее самой…

– Ну, если ей это пойдет на пользу, я все устрою, – посулил Патизиф. – Но прежде ее нужно приодеть подобающим образом. Являться ко двору в ветхой сорочке – нет, так не годится, хотя ты, святой пилигрим из дальних краев, можешь одеться, как пожелаешь.

Время задумчиво пригубил чудесное вино.

– Да, пожалуй, ты прав, сын мой. Новый наряд девочке не помешает.

– Эти заботы тоже можете предоставить мне, – заверил его принц. – Знаком я с одной мастерицей, портнихой, обшивающей придворных законодательниц мод. Вот только работа может занять около месяца… однако до тех пор вы можете остановиться у меня. Время у вас имеется?

– В избытке, сын мой, – отвечал Время и принялся за чирка, от которого красавица девочка отломила для себя лишь ножку, а принц Патизиф остолбенел, в изумлении глядя, как он без труда, точно нежное мясо, перемалывает зубами кости.

– Значит, договорились, – удовлетворенно подытожил принц, и как только путники покончили с угощением, повел обоих к портнихе.

Увидев на пороге мастерской царственного заказчика, портниха склонилась в реверансе на зависть любой графине.

– Госпожа Гобар…

Патизиф кивком указал на девочку.

– Какая чудесная фигурка! – ахнула портниха, нежно приподняв подбородок девочки. – С такой-то осиной талией, да с таким личиком я тебе, милочка, можно сказать, ни к чему! Любая швея обернет тебя шелком, наляпает там да сям жемчугов, и дело готово: при дворе будешь выглядеть не хуже принцессы!

– К несчастью, принцессой ей все-таки не бывать, – заметил принц. – А потому умоляю: обойдемся без изысков наподобие жемчугов.

– Разумеется, царственнородный, ты совершенно прав, – подхватила портниха. – Элегантность и простота! И шелк цвета весенней травы. Сию минуту.

– Отчего она назвала тебя «царственнородным», добрый господин? – шепнула девочка принцу, стоило портнихе скрыться в кладовой.

– Обычная учтивость, не более, – не моргнув глазом успокоил ее принц Патизиф. – Безобидная лесть. Столичные торговцы с ремесленниками щедро одаряют ею всякого, чье положение в обществе хоть немного выше их собственного.

– Понятно, – вздохнул Время.

Выйдя из кладовой с отрезом яркого шелка, портниха развернула ткань на столе и отгородила угол мастерской расписной ширмой.

– Будь добра, дорогая, пройди сюда, – прощебетала она, – сбрось эту… эту вещицу, что на тебе, и я сниму с тебя мерку.

Красавица девочка, не прекословя, кивнула, скользнула за ширму, а вскоре за нею последовала и портниха.

Принц помрачнел.

– Боюсь, это затянется на добрых полдня. Жаль, мы вино сберечь не додумались.

– Вино я сберег, – успокоил его Время, вынимая бутылку из-под вылинявшего старого плаща. – А вот бокалов, боюсь, не прихватил. Вечно мне не везет с ними – так легко бьются…

Приняв от него черную бутылку, принц Патизиф с удивлением обнаружил, что превосходное вино скисло.

– Вот и все! – выступив из-за ширмы, объявила портниха. – Платье будет готово…

Время взглянул ей в глаза. Под его